Неспособный

– Одевайся. – Попросила она.
– Ага. – Кивнул сын и надел ботинки не на ту ногу.
– Ну, вот. Надо ли ещё что-то говорить. – Ольга Ивановна покачала головой и удалилась в группу.
– Дим. – Ася кивнула на ботинки.
Он засмеялся и надел их правильно.
– А по-другому было веселее. – Димка вздохнул. – Носами в разные стороны. Я был словно Чарли Чаплин.

– Ты почему отказался делать аппликацию вместе со всеми? Ольга Ивановна говорит, просидел всё занятие над чистым листом.
– Ножницы оказались тупые, и вырезал я как-то плохо. А лист был такой чистый, красивый. Мне жалко было портить. Мама, хочешь дома вместе посмотрим, какой красивый белый лист?

Ася вздохнула. Роды были трудными.
– У него поражение мозга. – Говорили ей врачи. – Он может никогда не заговорить, и вообще остаться овощем.

Она плакала, и от безысходности читала сыну стихи Ахматовой и Сельвинского вперемешку с четверостишиями Маршака и Барто, включала на телефоне Шуберта и Чайковского.

В семь месяцев он ещё плохо держал голову, а в одиннадцать вдруг пошёл. В три года сам читал детские книжки с крупными буквами.

В песочнице Димка отходил в сторону от других детей. Безцельно копал песок в то время, как остальные малыши лепили куличики.
– Ты покажи ему, как надо. – Учили Асю сердобольные мамы и бабушки.
Димка послушно переворачивал формочки, но тут же откладывал их в сторону.
– На какой глубине должен быть подземный ход, чтобы дорога над ним не провалилась? – Спрашивал он Асю, зарываясь в мокрый песок маленькой ручкой. Ася не знала.

– Отдай его в садик. – Говорили все. – Ему надо социализироваться.
Социализироваться у Димки получалось плохо. Когда дети носились по игровой, он стоял у окна.
– Дима иди поиграй с детками. – Ласково говорила ему нянечка.
– Там дождик ходит по лужам. – Отвечал он ей, показывая пальчиком на круги от капель. Это его следы. У дождика много ножек, больше даже чем у сороконожки.

– Самсонов, почему у твоего кота глаза ниже, чем нос? – Требовательно вопрошала Ольга Ивановна, показывая ему образец поделки.
– У него плохое настроение. – Объяснял Димка. – Ему грустно, и в душе всё перевёрнуто.

– Ваш сын не способен выполнять элементарные действия, которые в его возрасте все дети выполняют легко. Он даже ложку держать толком не умеет! Кормить его, что ли?
– Дима, – глядя, как ловко сын управляется с ножом и вилкой, удивлялась Ася, – в садике говорят, что ты не умеешь держать ложку.
– Я подумал, – сын опустил глаза, – если все решат, что я не умею, то не придётся есть этот противный суп. Мама, он был такой невкусный, если бы ты только могла себе представить.

* * * * *

– Дядя, вы неправильно сыграли. – Димка подбежал к игравшему на скрипке в парке мужчине. Ася не успела удержать сына.
– Неправильно? – Музыкант опустил инструмент. – Можешь объяснить, почему?
– Там дальше музыка бежит вверх по ступенькам. – Мальчик вытянул руку вверх. – А у вас она как будто сначала прямо, потом немножко вверх, а потом прыгает вниз. Это неправильно.
– А ты разве знаешь эту мелодию?
– Знаю. Мама мне включает.
– А что такое импровизация знаешь?
– Нет.
– Это когда во что-то хорошо знакомое человек вносит своё, меняет привычное. Понимаешь?
– Понимаю. – Кивнул Димка. – Вы сделали импровизацию.
Незнакомое слово он выговорил с трудом, и сам засмеялся над своей неловкостью. Улыбнулся и мужчина.
– Мама, можно я поиграю? – Мальчик показал на кучу рыжих осенних листьев.
– Поиграй. – Согласилась Ася. И обратилась к музыканту. – Вы простите его. Обычно он так себя не ведёт.
– За что я должен прощать вашего мальчика? – Изумился тот. – Он занимается музыкой? В музыкальной школе? Или с преподавателем?
– Нет. – Покачала головой Ася. – Мы никогда об этом не думали. Да и мал он ещё.
– У малыша абсолютный слух. Это надо развивать как можно раньше. Он может достичь многого. В Японии, например, сейчас практикуют обучение с двух лет, представляете. Так что к пяти годам ребёнок уже способен сыграть на скрипке собственную импровизацию.
– Не знаю. – Ася зябко повела плечами. – Может, позже. Пока у нас как-то не складывается с детскими коллективами.
– Можно заниматься индивидуально. Хотите, я возьмусь?
– Вы учитель?
– Не совсем. Когда-то играл в оркестре, потом немного преподавал. Сольная карьера не сложилась. Сюда выхожу играть так, для собственного удовольствия. Я, правда, никогда не работал с такими маленькими, но с вашим сыном занимался бы с радостью. Он очень необычный мальчуган.
– Да уж, необычный. В садике меня всё время отчитывают из-за этой необычности. – Ася замолчала. – Простите, вырвалось.
– Ничего. У нас не любят тех, кто отличается от других. Такие люди всех раздражают. Так что насчёт занятий? Попробуем?
– Это, наверное, дорого?
– Вам мои занятия ничего не будут стоить. Разве что придётся тратить своё время. Как зовут вашего сынишку?
– Дима.
– Дима ещё маленький. И лучше, если вы во время наших занятий будете рядом.

– Димочка, ты хочешь заниматься музыкой? – Ася подозвала сына. – Играть, как дядя?
– Хочу. – Сын радостно закивал.
– Дима, будешь приходить с мамой ко мне на урок?
– На настоящий урок? – Изумился мальчик.
– На самый настоящий.
– Буду.
– Тогда запоминай: меня зовут Георгий Алексеевич. Нам нужна будет нотная тетрадь, и простой карандаш. Будем заодно учить ноты.
– А скрипка? – Спохватилась Ася.
– Не волнуйтесь, я подберу Диме инструмент. Такая возможность у меня есть. Там нужен определённый размер.
Димка в это время вертел в руках кленовый лист, потрёпанный и немного свернувшийся.
– Я возьму его с собой. – Объявил он.
– Дим, но он некрасивый совсем. – Ася показала на кучу листьев, с которыми недавно играл сын. – Смотри, какие яркие листья там есть. Можно целый букет набрать. А ты этот выбрал. Почему?
– Мне жалко его. – Тихо ответил мальчик. – Он, как старенький дедушка, смотри, сгорбился. А ещё он очень добрый.
Димка перевернул лист, и Ася увидела под сухим завернувшимся краем уснувшую божью коровку.
– Он укрыл её, видишь? Чтобы дождик не намочил.
Георгий Алексеевич задумчиво посмотрел на мальчика и ласково погладил его по голове.
– Ругают, говорите, за необычность? Глупые люди. Не видеть у себя под носом такое чудо. Куда катится мир?..

* * * * *

Ася с Димкой начали ходить на занятия. Сначала ей казалось, что у сына совсем ничего не получается. Но Георгий Алексеевич, напротив, был доволен, и всегда хвалил мальчика. Постепенно Ася начала слышать в какофонии скрипичных звуков вполне узнаваемые мелодии. Иногда Дима играл что-то, чего она раньше не слышала.
– Что это? – Спрашивала она.
– Ваш сын пытается сочинять музыку. – Довольно сообщал Георгий Алексеевич. – И знаете, у него неплохо получается.

В садике же всё оставалось по-прежнему. Приходя за сыном, Ася выслушивала очередные замечания и советы обратиться к хорошему психологу.
– У него отвратительно развита мелкая моторика. – Ася смотрела на листочек с нестройным рядом палочек. – А это? Все дети лепили ёжика. Что лепил Дима, непонятно.
«Отчего же непонятно», – Думала она. – «Просто вместо нескольких толстых иголок, как на образце, Димка налепил много тонких».
– Мама, – словно подтверждая её мысли, пояснил Дима, – у взрослого ежа около шести тысяч иголок. А ещё они тонкие. Я так и хотел слепить, а они сплющились.
Он огорчённо смотрел на неудавшуюся фигурку.

* * * * *

На конкурс учеников музыкальных школ города Ольга Ивановна согласилась идти неохотно. Уговорила сестра.
– Оля, пожалуйста. – Просила она. – На эти конкурсы и так никто не ходит, кроме родственников. Зал пустой. А детям для вдохновения зрители нужны. Настрой совсем другой получается.

То, что племянник Павлик занимается музыкой, она, конечно, знала. Но ездить на все эти конкурсы и выступления не хотела. У Паши есть родители, бабушки, дедушки, которые обожают такие мероприятия. Её раздражало, что Павликом постоянно хвастаются, как дрессированной обезьянкой. Ольга Ивановна видела, что самому мальчику это не слишком нравится. Но Паша привык делать всё на совесть, поэтому призы и кубки постоянно появлялись в их доме.

Вот и сейчас Ольга терпеливо слушала больших и маленьких будущих музыкантов, мечтая, чтобы конкурс побыстрее закончился. Паша, как назло, выступал в самом конце.
Вдруг среди членов жюри возникло какое-то замешательство.

– Пять лет? – Заинтересовался председатель. – И какая же музыкальная школа? Не школа?
К столу подошёл высокий элегантный мужчина с проседью в пышных тёмных волосах и, наклонившись, начал что-то говорить.
– Хорошо, Георгий Алексеевич. Я понял. – Председатель жюри ещё раз сверился со списками и вызвал. – Самсонов Дима. Преподаватель Георгий Алексеевич Овчинников.

Услышав знакомую фамилию, Ольга Ивановна насторожилась.
На сцену с маленькой скрипкой вышел самый проблемный воспитанник её группы. Да, это он. А вот и мама, стоит рядом со сценой в углу. Ольга её сразу и не заметила. Самсонов… А она даже не знала, что этот странный ребёнок занимается музыкой.

Дима заиграл. Он играл чисто, и Ольга Ивановна удивилась, как уверенно мальчик держит скрипку. Но вдруг в какой-то момент музыка полилась в зал – и ей показалось, что куда-то исчезли серые стены, горы одежды, сваленной на стулья в зале. Вокруг ощущалось что-то лёгкое и свободное, закружившееся в невидимом танце… Мелодия ещё тянулась, а в зале уже захлопали. Не так, лениво и дежурно, как в предыдущих случаях – а живо и заинтересованно. Димка стоял и улыбался той самой своей улыбкой, которая обычно так раздражала Ольгу Ивановну.

– Дима, – обратился к мальчику председатель жюри, – скажи, а что ты сыграл сейчас, в самом конце?
– Это импровизация. – Уверенно произнёс Димка, не переставая улыбаться.
– Тебя Георгий Алексеевич научил играть так эту мелодию?
– Нет, я сам. – Мальчик немного растерялся. – Эта музыка про то, как летают листья в парке. А один – он не может летать, потому что в нём уснула божья коровка. Я сам это видел, осенью.

– Друзья. – Рядом с мальчиком встал его учитель. Он притянул к себе ребёнка, и Дима доверчиво прижался к его надёжной руке. – Дима ещё очень маленький, но уже сам сочиняет музыку. Это его первое выступление. Поэтому прошу вас поддержать моего ученика. Вам ведь понравилось, как он играл.

– Понравилось! Молодец! – Донеслось из зала.
– Напомните, Георгий Алексеевич, сколько вы занимаетесь с мальчиком? – Попросил председатель.
– Чуть меньше года. – Пояснил Овчинников. – Можно сказать, только освоили азы...
– Это невероятно. – Члены жюри переглянулись. А молодая девушка, сидящая с краю, неожиданно попросила. – А сыграй, пожалуйста, ещё, Дима. Сможешь?
Димка неуверенно посмотрел на своего учителя.
– Играй, малыш. – Овчинников погладил его по голове. – То, что тебе сейчас хочется.
– Хорошо. – Легко согласился мальчик. –- Тогда я буду играть про дождь.

Ольга Ивановна слушала, как падают прозрачные капли, разбиваясь о стёкла… Как тонут они в огромных серых лужах – и не могут остановить свой ритмичный печальный танец. Она вдруг почему-то вспомнила нелепого Димкиного кота с «перевёрнутой душой» – и ей стало не по себе.

– Оль, ты чего? – Сестра смотрела на неё испуганно и недоуменно. – Случилось что-то? Ты чего ревёшь?
– Ничего. Просто музыка. И мальчик такой… Талантливый.