Размышления над тем, почему Наполеон потерпел жестокое поражение в России и имел ли он шансы её одолеть, начались уже у современников тех событий. Ведь война казалась французам уже выигранной: Наполеон сидел в Москве на древнем троне русских царей! И вдруг – такой резкий поворот!
Возможность новой Пугачёвщины
Первыми историографами похода Наполеона на Россию выступили его же приближённые, а главным мыслителем их трудов – сам Наполеон Бонапарт. Ему было естественнее всего задуматься о причинах постигшей его неудачи и о роковом неиспользовании каких-нибудь шансов.
Самая первая мысль, которая посетила Наполеона, как и его приближённых, ещё во время бегства из России – что они могли поднять восстание русских крепостных крестьян (русских рабов, как говорили в Европе). Это восстание если не уничтожило бы власть царя, то сильно напугало бы его и наверняка заставило бы мириться с Бонапартом.
Эта мысль возникла ещё в Москве. Наполеон, после того, как царь Александр I отверг все его мирные предложения, задумал было обратиться к русским крепостным крестьянам с манифестом об отмене крепостного права. Он одно время серьёзно изучал эту идею, выписал даже из московского архива дела о Пугачёвском бунте 1773-1775 гг. и затребовал перевода важнейших из этих дел в выписках. Во Франции превосходно были осведомлены о том, на каком шатком фундаменте зиждятся социальные отношения в России – на порядке, которым глухо недовольна большая половина населения России. Возникла вполне рациональная мысль использовать это постоянное социальное недовольство против своего врага.
Наполеон не только не пошёл не такой шаг, он не сделал и полшага в направлении к нему. Интересно, как он впоследствии объяснял свой отказ от него. Он находил всякий раз новые аргументы, что показывает: он, на самом деле, отлично понимал, что в использовании крестьянского бунта состоял его единственный шанс разгромить Россию – разложив её изнутри.
Спасаясь из России в коляске со своим адъютантом Арманом де Коленкуром, бывшим послом в России, Наполеон так объяснил ему причину своего отказа прибегнуть к народному возмущению: «Я не хотел создавать ситуацию, при которой было бы не с кем подписать мир». То есть, по мнению Наполеона, крестьянское восстание могло свергнуть с престола Александра I, ликвидировать самодержавное правительство и дворянский класс. Вряд ли он вполне верил в такую возможность. Во всяком случае, такое опасение точно не остановило бы его.
Вернувшись во Францию и выступая перед Законодательным корпусом (состав которого отбирал сам), Наполеон так объяснил свой отказ прибегнуть к новой Пугачёвщине: «Я мог бы вооружить против неё [России – Я.Б.] часть её собственного населения, провозгласив освобождение крестьян… Много деревень меня об этом просили, но я отказывался от меры, которая обрекла бы на смерть тысячи семейств». Здесь Бонапарт явно неискренне объяснял свои колебания несвойственной ему гуманностью.
Уже в ссылке на острове Святой Елены Наполеон продиктовал своему секретарю Эмманюэлю Лас-Казу: «Я не хотел быть королём Жакерии, да ещё в варварской стране» (Жакерия – крупнейшее крестьянское восстание во Франции, было в 1358 году). Вот это объяснение было, пожалуй, ближе всего к истине. Воистину, это было бы абсурдное положение: император французов в Москве во главе новой Пугачёвщины. Такое даже представить как-то нелепо.
В дальнейшем к теме возможного освобождения русских крестьян Наполеоном или к угрозе таким освобождением принудить Александра I к миру возвращались многие историки. Пожалуй, наиболее подробно эту тему анализировал наш крупнейший «наполеоновед» Евгений Тарле. Он обратил внимание на абсурдность ситуации, когда иностранный самодержавный монарх призывал бы в России к крестьянской революции. Такая роль была чужда Наполеону. Для генерала Бонапарта, состоявшего на службе у революционного Конвента, не было бы сомнений: рабов надо освободить. Но республиканского генерала давно уже не было. Был император Наполеон, уничтоживший в собственной стране последние остатки гражданских свобод. Такой человек даже при желании не смог бы разыграть собой нового Пугачёва.
Да и как было ему это делать, если, например, в Белоруссии генералы Наполеона по его приказу всячески отстаивали и укрепляли крепостное право польской шляхты на хлопов. Польская шляхта была союзником Наполеона. И вот, разве мог он одной рукой делать одно дело в Белоруссии, а другой рукой – совершенно противоположное дело в Великороссии? Тарле убедительно показал, что для классовой природы императора Наполеона было совершенно чуждо и абсурдно искать себе союзника против русского царя в русской народной массе.
Возможность отколоть Украину от России
Историки украинского националистического направления неоднократно замечали, что Наполеон, оставив Москву, зря отказался от прорыва через Калугу на Украину. Там-де он мог бы провозгласить восстановление гетманской власти и независимой Украины, найдя себе тем самым важного союзника и разложив Российскую империю.
Наполеон, сидя в Москве, рассматривал и такую возможность. Он изучал историю Мазепы. По-видимому, как раз изучение этой истории отвратило его от такого шага: он не хотел повторить участь короля Карла XII. Кроме того, чтобы поднять Украину против русского царя, Наполеону пришлось бы опять апеллировать к народной массе, так как прежняя казацкая старшина была уже вся интегрирована в русское дворянство. Следовательно, на Украине он должен был прибегнуть всё к тому же восстанию крестьян против крепостного права. Но он отверг такую возможность ещё в России.
Нехватка сил
Прусский полковник Карл Клаузевиц, проведший войну 1812 года при штабе русской армии, посвятил ей подробный аналитический труд. Там он не стал входить в рассуждения о политике, а посмотрел на вопрос с утилитарной военной точки зрения. Наполеону банально не хватило войск, чтобы, после занятия Москвы, нанести ещё военное поражение Кутузову. Подробно исчислив все потери Наполеона во время наступления, все потери и пополнения русской армии, Клаузевиц, можно сказать, математически доказал, что Наполеону не хватило ещё 110 000 человек первоначального состава или пополнений, чтобы, придя в Москву, диктовать условия мира.
«В Москву он прибыл с 90 000 человек, а должен был привести 200 000. И это было бы возможно, если бы он бережливее и заботливее относился к своей армии. Но этот вопрос всегда был чужд ему». Правда, Клаузевиц делает оговорку: «Ещё вопрос – оказали бы надлежащее моральное воздействие и добились бы мира 200 000 человек, расположившиеся в самом сердце России». Но как на причину недостатка сил у Наполеона Клаузевиц указал на такой решающий момент, как расточительное отношение самого Наполеона к живой силе армии.
Евгений Тарле считал, что Наполеон вынужден был вести войну с Россией только одной рукой, так как другая его рука – другая половина всей вооружённой силы – была связана в Испании, которая тоже вела свою Отечественную войну против иноземного завоевателя.
