Аннексия Советским Союзом трёх прибалтийских государств в 1940 году обычно рассматривается историками как единая акция. Однако в каждом случае имелись нюансы. Формальным поводом для предъявления ультиматума Литве со стороны СССР стал инцидент с предполагаемым похищением в этой стране нескольких бойцов Красной Армии весной 1940 года.
Обвиняется Литва
После начала Второй мировой войны Литовская республика оказалась перед Советским Союзом в положении «должника». 10 октября 1939 года страна заключила с СССР пакт о взаимопомощи. По этому договору СССР передал Литве освобождённый от польской власти город Вильно. Взамен в Литву был введён ограниченный советский воинский контингент. Нахождение красноармейцев в прибалтийской стране было омрачено цепочкой происшествий.
14 июня 1940 года нарком иностранных дел Вячеслав Молотов предъявил Литве ультиматум. В документе утверждалось, что «в течение последних месяцев в Литве имел место ряд случаев похищения литовскими властями советских военнослужащих из советских воинских частей, расположенных согласно советско-литовского Договора о взаимопомощи на территории Литвы, и истязания их с целью выведать военные секреты советского государства». В качестве примеров приводились случаи с военнослужащими Бутаевым, Шутовым, Писаревым и Шмавгонцем.
По данным сборника документов «Полпреды сообщают...», советский НКИД опирался на сообщение НКВД СССР от 30 мая 1940 года, в котором говорилось «о провокационных действиях литовских властей». Исчезновения военнослужащих из гарнизонов, как утверждали чекисты, начались в феврале 1940 года, когда из воинской части пропал младший командир Бутаев. В марте СССР потребовал от Литвы вернуть бойца, но в ответ литовцы через пару месяцев опубликовали сообщение, что 12 мая Бутаев покончил с собой при попытке задержания. При осмотре тела у него обнаружилась рана в области сердца – из этого советское командование сделало вывод об убийстве Бутаева.
18 мая из Н-ской танковой бригады пропал красноармеец-шофёр Шмавгонец. Измученный и истощённый на вид, он вернулся в часть 25 мая и доложил командованию, что его схватили и посадили в подвал неизвестного дома, где он просидел неделю.
«В течение нескольких дней Шмавгонец не получал ни пищи, ни воды, – говорилось в сообщении. – Похитители насилиями и угрозами расстрела пытались получить от него сведения о состоянии танковой бригады и о её вооружении». Не добившись успеха, они завязали Шмавгонцу глаза, вывезли его за город и отпустили.
24-27 мая в той же бригаде отсутствовал красноармеец-шофёр Писарев. Вернувшись, он рассказал о нападении на него шести человек в парке грузовых машин бригады. Неизвестные лица в польской форме, схватив Писарева, заткнули ему рот, а на голову надели мешок. Как и Шмавгонец, Писарев три дня сидел в подвале без воды и пищи. Похитители спрашивали его о предстоящей передислокации танковой бригады. В конце концов Писарев сумел сбежать через люк водосточной трубы.
Любопытно, что в мае Вячеслав Молотов заявлял литовскому посланнику в Москве Наткявичусу о пропаже вместе со Шмавгонцем некоего Носова. Однако затем выяснилось, что «Носов – это опечатка».
В начале июня, получив информацию по дипломатической линии, литовцы для расследования инцидентов назначили комиссию во главе с прокурором Юозасом Бразинскасом. Они запросили разрешения на допрос красноармейцев, а также советские материалы по делу, но получили отказ. 9 июня премьер-министр Литвы Антанас Меркис в беседе с Молотовым заявил, что власти его страны «в этих прискорбных случаях не замешаны».
Что случилось с красноармейцами?
Долгое время историкам приходилось принимать на веру советскую версию, несмотря на её недоказанность. Однако в наше время детали происшествий стали ясны из следственных материалов НКВД и Главной военной прокуратуры. Часть подробностей приводит историк Михаил Мельтюхов в книге «Упущенный шанс Сталина».
Младший командир Бутаев служил в 336-м стрелковом полку 5-й стрелковой дивизии, в ноябре 1939 года его назначили комендантом полка. Пользуясь свободой передвижения, он часто наведывался в притоны города Вильно. Бутаев обманывал литовцев, выдавая себя за сотрудника НКВД. О неприглядном поведении красноармейца стало известно прокурору, и он пригрозил отдать Бутаева под суд. Испугавшись, в феврале 1940 года Бутаев, уже снятый с должности коменданта, дезертировал из части. 12 мая он застрелился при попытке задержания полицией. При себе Бутаев имел записку странного содержания: «Я удрал из Красной Армии и нахожусь в буржуазном государстве и что ты мне больше не брат, т. к. я фашист, а ты большевик» (орфография оригинала сохранена).
Что делал Бутаев в течение трёх месяцев, известно из допросов в Москве бывшего министра внутренних дел Литвы Казиса Скучаса. По его свидетельству, дезертир свёл знакомство с начальником пункта политической полиции в городе Нова-Вилейка Пятрусявичусом. Тот, в свою очередь, познакомил Бутаева с сотрудником 2-го отдела штаба литовской армии.
«Сотрудники 2-го отдела Генштаба дали ему задание на сбор информации о частях Красной Армии, их вооружении, о военных грузах, прибывающих из СССР в Литву, о настроениях среди красноармейцев. За предоставленную информацию Бутаеву выплачивались деньги», – сообщается в книге Михаила Литвинова и Александра Седунова «Шпионы и диверсанты. Борьба с прибалтийским шпионажем и националистическими бандформированиями на Северо-Западе России».
Есть версия, что одновременно с литовцами Бутаев также работал на англичан или французов.
Дезертиром, по-видимому, был и ненайденный красноармеец 2-й танковой бригады Шутов. По крайней мере, находясь в части, он изъявлял желание дезертировать. Шутов характеризовался как недисциплинированный человек.
Красноармеец Шмавгонец, как следует из его показаний, ни в каком подвале не сидел, а скрывался у своей знакомой Савицкой. Та познакомила его с неким членом антисоветской организации Гарлиным (возможно, русским белоэмигрантом), который задавал ему вопросы о советских войсках. Но ничего ответить Шмавгонец не смог. Именно Гарлин выдумал версию о похищении, чтобы красноармеец мог оправдаться в части по возвращении.
Советские власти не нуждалась в том, чтобы досконально проверять факты – им требовался повод, чтобы «нажать» на Литву. Здесь реальные и мнимые «приключения» дезертиров оказались весьма кстати. Характерно, что об этих инцидентах, послуживших основанием для ультиматума независимому государству, официальные лица СССР в дальнейшем никогда больше не вспоминали.
Последствия ультиматума
СССР предъявил Литве ряд требований. Главное из них состояло в том, чтобы разрешить частям РККА занять стратегические центры страны ради «предотвращения дальнейших провокаций». На следующий день, 16 июня, Литва приняла ультиматум и позволила вновь прибывшим дивизиям Красной Армии оккупировать Вильно, Каунас и Кедайняй. Присутствие 18 тысяч красноармейцев, по мнению историков, сыграло ключевую роль в процессе преобразования «буржуазной Литвы» в Литовскую ССР.
