Трогательные и смешные цитаты из «Денискиных рассказов» Виктора Драгунского
Цикл «Денискины рассказы» о жизни простого советского школьника Дениса Кораблева увидел свет в 1959 году и навеки вписал имя писателя Виктора Драгунского в сердца миллионов! В честь дня рождения их автора и, можно сказать, отца (прототипом главного героя стал сын писателя Денис) вспоминаем самые смешные и трогательные цитаты.
Утром я ничего не мог есть. Только выпил две чашки чаю с хлебом и маслом, с картошкой и сосиской. Потом пошел в школу.
Я люблю посмеяться… Иногда мне нисколько не хочется смеяться, но я себя заставляю, выдавливаю из себя смех — смотришь, через пять минут и вправду становится смешно.
А вообще вы правильно говорили: когда болеешь, все тебя больше любят.
Я сказал:
— Ну как?
— Чудовищно! — похвалил Борис Сергеевич.
От этих мыслей я долго не мог заснуть, так долго, что не заметил, как все-таки заснул.
И я теперь дал клятву, что буду учить уроки всегда. До глубокой старости.
Меня даже досада взяла. Вот в кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет!
Там народу было видимо-невидимо, и все в костюмах. Одних гномов было человек пятьдесят. И еще было очень много белых «снежинок». Это такой костюм, когда вокруг много белой марли, а в середине торчит какая-нибудь девочка.
— А разве бывают хорошие болезни?
— Ого, — сказал я, — сколько хочешь! Ветрянка, например. Очень хорошая, интересная болезнь. Я когда болел, мне все тело, каждую болявку отдельно зеленкой мазали. Я был похож на леопарда. Что, плохо разве?
Хотя мне уже идет девятый год, я только вчера догадался, что уроки все-таки надо учить.
Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение — это именно когда громко!
— Ну что ты, мама, — сказал я, — какое может быть сравнение? Серые мышки — это как простые, а белые — вроде диетические, понимаешь?
Два часа! Каких-нибудь пять минут поиграли, а уже два часа!
Я выбежал в коридор прямо в чем мать родила, в одних трусиках.
— А теперь идите — учитесь хорошо!
И мы пошли учиться. Но я сидел и плохо учился.
И я сел на подоконник и принялся ничего не делать.
— Вот, папа, послушай, какую я Мишке задам задачу: вот у меня есть два яблока, а нас трое, как разделить их среди нас поровну?
— Сдаюсь!
Я сказал:
— Чтобы мы все получили поровну, надо из этих яблок сварить компот.
Когда Аленка меня увидела, она сразу заорала:
— Дениска пришел! Ого-го!
Я вежливо сказал:
— Здравствуйте! Чего орешь, как дура?
Я прямо опешил. Я сразу понял, что я все лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.
— А что, трудный английский язык? — спросил я.
— С ума сойти, — вздохнул Павля.
— Еще бы не трудный, — вмешался папа. — Там у них сам черт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.
И мы все так хохотали, что чуть не померли.
Утром я ничего не мог есть. Только выпил две чашки чаю с хлебом и маслом, с картошкой и сосиской. Потом пошел в школу.
Я люблю посмеяться… Иногда мне нисколько не хочется смеяться, но я себя заставляю, выдавливаю из себя смех — смотришь, через пять минут и вправду становится смешно.
А вообще вы правильно говорили: когда болеешь, все тебя больше любят.
Я сказал:
— Ну как?
— Чудовищно! — похвалил Борис Сергеевич.
От этих мыслей я долго не мог заснуть, так долго, что не заметил, как все-таки заснул.
И я теперь дал клятву, что буду учить уроки всегда. До глубокой старости.
Меня даже досада взяла. Вот в кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет!
Там народу было видимо-невидимо, и все в костюмах. Одних гномов было человек пятьдесят. И еще было очень много белых «снежинок». Это такой костюм, когда вокруг много белой марли, а в середине торчит какая-нибудь девочка.
— А разве бывают хорошие болезни?
— Ого, — сказал я, — сколько хочешь! Ветрянка, например. Очень хорошая, интересная болезнь. Я когда болел, мне все тело, каждую болявку отдельно зеленкой мазали. Я был похож на леопарда. Что, плохо разве?
Хотя мне уже идет девятый год, я только вчера догадался, что уроки все-таки надо учить.
Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение — это именно когда громко!
— Ну что ты, мама, — сказал я, — какое может быть сравнение? Серые мышки — это как простые, а белые — вроде диетические, понимаешь?
Два часа! Каких-нибудь пять минут поиграли, а уже два часа!
Я выбежал в коридор прямо в чем мать родила, в одних трусиках.
— А теперь идите — учитесь хорошо!
И мы пошли учиться. Но я сидел и плохо учился.
И я сел на подоконник и принялся ничего не делать.
— Вот, папа, послушай, какую я Мишке задам задачу: вот у меня есть два яблока, а нас трое, как разделить их среди нас поровну?
— Сдаюсь!
Я сказал:
— Чтобы мы все получили поровну, надо из этих яблок сварить компот.
Когда Аленка меня увидела, она сразу заорала:
— Дениска пришел! Ого-го!
Я вежливо сказал:
— Здравствуйте! Чего орешь, как дура?
Я прямо опешил. Я сразу понял, что я все лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.
— А что, трудный английский язык? — спросил я.
— С ума сойти, — вздохнул Павля.
— Еще бы не трудный, — вмешался папа. — Там у них сам черт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.
И мы все так хохотали, что чуть не померли.