«Я искал вас всю жизнь»

«Я ИСКАЛ ВАС ВСЮ ЖИЗНЬ». История любви бравого танкиста и фронтовой медсестры.

Любовь была и на войне. Несмотря на кровопролитные события и смерть, многие оставляли в душе место для любви. Некоторым она придавала силы, веру и надежду. Все те чувства, которые многих спасли от верной гибели.

Хотя бывали и случаи, когда за любовь, случившуюся на войне, наказывали. Мария Петровна Рязанцева, прошедшая всю войну и спасшая немало жизней раненых бойцов, рассказывала такой случай: «У нас одна девушка, которая работала медсестрой, мы её звали Кнопка… она маленькая такая была – полюбила майора. А этот майор был танкист. И вот он приехал как-то перед боем с ней проститься. Мы тогда находились, по-моему, в Прибалтике. У нас раненых не было: мы их эвакуировали – и была передышка. И вот он к ней прощаться приехал перед боем. Ну, что здесь, вроде бы, такого? Они открыто сидели на возвышенности, и все их видели. Они были, как на ладони. И не целовались, и ничего такого… Просто говорили: «Вот скоро война кончится, мы встретимся, будем вместе…» и всё такое. А старшина заметил – и всё, доложил начальству. И её – в штрафную роту. А майор этот уехал – и потерял свою любовь. Потому что её – построили, сняли с неё ремень, погоны… и – в штрафники. Кнопка там и погибла».

У самой Марии Рязанцевой любви на войне не случилось. Но она случилась после. Много лет спустя, когда Мария Петровна уже похоронила мужа и жила одна, её нашёл танкист, которому она в июле 1943-го под Прохоровкой дала свою кровь и тем самым спасла его. Всё, что он запомнил тогда, это её красивые уставшие глаза и имя «Машенька», которым все её называли. И долгие годы после войны искал. Но не находил. А однажды сама судьба словно свела их на одной из встреч ветеранов войны — он узнал её и больше не отпускал. Так и написал в письме: «Машенька, если ты меня не спасёшь второй раз, то я погибну»…

В 1941 году ей исполнилось 17 лет. Когда началась война, девочки из её класса все как одна пошли на военный завод. «Работа была очень тяжёлая, — вспоминала Мария Петровна. — Тогда за опоздание судили. И мы боялись опоздать, поэтому ночевали на заводе. Под «общежитие» нам отвели угол со старыми матрасами. После смены обычно валились как снопы. Нередко голодные, грязноватые за неделю, мы выходили перед выходным на улицу и очень гордились, что в новых пушках есть наше участие. Такое тогда было воспитание… Мы рвались на фронт, хотя, как теперь говорят, понятия не имели, что такое война».
⠀
Вместе с подругами Маша окончила курсы медсестёр и, как только ей исполнилось 18, ушла на фронт. С пятой танковой армией она прошла всю войну от Москвы до Берлина. Но что такое фронт, вчерашние московские школьницы узнали с первых же дней, как только их привезли в госпиталь. Рядом шёл бой, вокруг всё ревело, взрывалось и свистело, и первое, что почувствовали девушки, — страх и растерянность. Но дороги назад не было. Своего первого раненого Маша запомнила на всю жизнь: «Он был такой молодой и красивый, лежал неподвижно. От жалости, страха и собственной беспомощности я горько заплакала. Но подошёл хирург и сказал мне: «Маша, у тебя не хватит слёз на всех. Им больше нужны твои руки». Понемногу втянулась. На фронте быстро становились взрослыми…»
⠀
Вспоминала Мария Петровна и свои «взрослые» поступки. Однажды в лесу под Каунасом она осталась одна с тяжелоранеными, и все решения пришлось принимать ей самой. Так вышло. Полевой госпиталь переводили, всех раненых погрузили на машины и увезли. А тех, у кого открылась гангрена, перевозить с остальными было нельзя — их оставили до утра ждать другой транспорт. Не было даже воды, но, к счастью, выпал снег, и Маша собирала его в котелок, стригла ножницами хвою с деревьев и готовила витаминный напиток для больных. Ночь казалась ей бесконечной. «Особенно тяжёлым был молодой офицер, — рассказывала она. — Он лежал в горячке, бредил. А потом стал так громко звать маму, просить её подойти, что я не выдержала, подошла и взяла его за руку. Он стал просить прощения за все обиды, за свои необдуманные поступки, за то, что не послушал её однажды…

знаете, я, как умела, отпускала его грехи, повторяла: «Всё хорошо, сынок, я люблю тебя, сынок…». К утру он умер. А потом я нашла среди его вещей неоконченные письма к матери и девушке — написала одной и второй о его последних часах. Действовала по какой-то интуиции. А через много лет, когда сама стала матерью, поняла, что сделала всё правильно».
⠀
Она же была опытным фронтовым медработником, закалённым в таких боевых операциях, как Орловско-Курская дуга, Курская битва. Последняя, по её словам, была самым тяжёлым эпизодом войны. 30-градусная жара усугубляла горечь и едкость дыма. Не хватало медперсонала. На помощь присылали женщин из местных, но им не всегда можно было доверять. Однажды Мария едва не с кулаками налетела на женщину, которая напоила раненого, — их же предупреждали, что раненым в брюшную полость нельзя давать воды. А пожилая сельчанка не выдержала, дала напиться солдатику, который сразу же умер. Раненых было столько, что Маша цепляла им на грудь бирки с номерами, чтобы поддерживать некую справедливость. Хирурги работали сутками, но не успевали. Однажды она бинтовала раненого и отключилась: упала и уснула на его груди. Её стали звать другие раненые, некоторые отпускали грязные шуточки, и в другое время она бы за словом в карман не полезла, а там только подняла голову и услышала от того, на кого упала: «Пожалейте сестричку, она же столько ночей не спит».
⠀
Вот в таком аду она и встретила солдата, вернее, притащила оттуда, где его тяжело ранило. Доктор госпиталя сказал, что с такой потерей крови операцию он не переживёт. Запасов крови не было, поэтому оставался один выход — прямое переливание. Хирург тогда спросил её: «Ну что, Маша, будем его спасать, у тебя тоже первая группа с положительным резусом?» Если бы она отказалась, время на операцию тратить не стали бы. И она не возражала. Сколько взяли крови, Мария не видела, так как под конец просто потеряла сознание. Потом, когда пришла в себя, увидела, что рядом лежит парень — не такой белый, как раньше, немного порозовел — он сказал, что его зовут Николай и, конечно, поблагодарил. А потом она ушла на дежурство, его отправили в госпиталь в Саратов, и больше они не увиделись.

Оттуда Николай попросился обратно в свой полк, надеялся найти спасшую его медсестру, но они разминулись. Он даже не знал её фамилию, только имя — Маша — из пятой танковой армии. Она, кстати, тоже иногда вспоминала танкиста Колю, которому дала кровь, но потом всё забылось. Со своей частью Мария дошла до Берлина, расписалась на рейхстаге, вернулась домой.
⠀
Жизнь пошла своим чередом. Мария вышла замуж, переехала по месту службы мужа в Брест, родился сын. После учения на Тоцком полигоне муж заболел раком и буквально за месяц сгорел — так в 53 года Мария Петровна осталась одна. А на 35-летие Победы была назначена встреча в Москве, куда она, конечно, приехала, чтобы встретиться со своими однополчанами. И встретила там его — Николая.
⠀
Вот как она сама рассказывала об этом: «Я его совершенно не знала: он – танкист, но танкистов же ведь много! Я, конечно, не была с ним знакома, не переписывалась, ничего. И вот во время встречи в Москве, в ресторане, когда уже заканчивался наш торжественный ужин, мы разговорились с ребятами, сидевшими от нас неподалёку.
«Ребята, — говорю, — а вы откуда?» — «Мы – сибиряки. Из Красноярска» — «Ой, — говорю. — Был такой сибиряк, раненый, я ему дала кровь и упала в обморок, когда переливали. Интересно, как этот человек – живёт он или нет?» Ну, я не знала ни фамилии, ни из какого он города, не помнила даже, как он точно выглядел. И они говорят: «Мы подумаем, кто же это такой был», мол, помогут найти. А он, оказывается, этот мой раненый танкист, среди них сидел! Всё смотрел на меня, вспоминал… И почему-то сразу постеснялся сказать, что это он, настолько был поражён, что не смог вымолвить слово. А когда решился, я уже уехала. Вышел, ждёт… смотрит, а меня уже нет. Стал искать, написал врачам нашим, и Липкин – замечательный человек, чудесный офтальмолог, который, к сожалению, уже умер – нас соединил… люди соединили. Год целый мы с ним переписывались! Он рассказывал, что искал меня, ждал всю свою жизнь. А потом он прислал мне письмо: «Машенька, если ты меня не спасёшь второй раз, то я погибну». И как-то прям жалко стало мне его…

Он имеет два ордена «Красной звезды», орден «Отечественной войны I степени», орден «Отечественной войны II степени», медали, всё… Он такой боевой! Настоящий сибиряк и настоящий танкист. Ну и я думаю: «Чего мне одной тоже жить? Хоть и не молода уже, а хочется рядом родственную душу» И вот мы решили: он остался один, я осталась одна. И поехала я к нему туда. И полтора года там жила. Устроилась на работу, на машиностроительный завод, получала хорошую зарплату и влюбилась в Сибирь! А какая свадьба у нас была! Небольшое семейное торжество в самом красивом ресторане Красноярска!»
⠀
Правда, вскоре после свадьбы Николай Иванович попал в больницу с инфарктом. Доктор тогда сказал новоиспечённой супруге: «Зачем вы выходили замуж? Он уже не жилец». Но Мария Петровна решительно заявила мужу, что вместе они одолеют все болезни, и он поверил. Решили они переехать в Брест и прожили там вместе ещё 22 года. «Эти годы с Николаем стали для меня самыми счастливыми годами моей жизни — говорила Мария Петровна. — Он был очень сдержанным, интеллигентным, мягким, скромным и уравновешивал мою природную активность, энергичность. Нам было хорошо вместе. Мы гуляли по улицам города и с радостью осознавали, что события, явления, людей мы оцениваем одинаково. Как прекрасно было открывать друг в друге единомышленников! Я очень любила путешествовать, побывала во многих странах, для меня новые дороги были как сама жизнь. Он же из-за слабого здоровья не мог разделить мои походы-путешествия, но всегда с радостью отпускал меня. Я привозила фотографии, и мы уже переживали мои впечатления вдвоём, вместе. Мы любили ходить в гости и принимать гостей. Я такая весёлая, всегда пою, танцую, а он смотрел на меня и радовался… Очень меня любил».
⠀
Николая Ивановича не стало в 2005 году. Мария Петровна пережила его на 14 лет и скончалась на 96 году жизни.