— Папка, папка пришёл! — кричал Толик, со всех ног мчась к отцу через сугробы. Мужчина с папиросой в зубах щурился и махал одной рукой сыну, а в другой держал корзину.
— А ну, сынок, смотри, что я прикупил. Аккурат к десятилетию Великой победы зарежем.
Мальчишка заглянул в корзину, на него уставилась мордочка с двумя черными глазками и хрюкнула.
— Поросёнок! — обрадовался Толик.
— Да, будет у нас в мае холодец, шашлыки из домашней свининки, — с удовольствием затянулся папиросой отец, — пойдем в дом, мать обрадуем.
Толик с родителями жили в бараке, который построили пленные немцы. Отец мальчика работал на заводе, впрочем, как и все остальные мужчины, живущие по соседству. Каждое утро и каждый вечер они слышали гудок завода, оповещающий начало и конец смены. Мать Толика работала библиотекарем, видимо, поэтому мальчик с детства любил читать книги и ему совсем неважно было, приключения это или что ещё.
— А ну-ка, жена, поцелуй меня, подарок принёс, — полная, розовощекая женщина вскочила из-за стола, где сидела за швейной машинкой, подбежала к мужу, чмокнув того в щёку, и заглянула в протянутую ей корзину.
— Вот, живность купил, готовь сарай, откармливать будем. В мае зарежем, — довольный собой, мужчина начал раздеваться.
— Да куда ж его в сарай, молочный поросёнок ведь совсем. Не видел, что ли, когда покупал. В сарае крысы больше его бегают, сожрут и не подавятся, сюда давай, к печке его, в тепло. У нас пока поживет. Толик, поставь молоко греться. Ему же ещё соску сосать, эххх, Ефим, Ефим, кто же тебе такую кроху сунул.
Мужчина недовольно забурчал и пошел к умывальнику руки мыть.
Неделю маленького поросёнка кормили через соску теплым молоком, постепенно добавляя похлёбку из картофеля и свеклы. У Толика было ответственное задание следить за тем, чтобы поросёнок не мерз и чтобы всегда была налита чистая, теплая вода в миске.
Вскоре из худосочного животного свинка превратилась в маленького кабанчика весом около шести килограммов. Есть стала всё, что ей давали, в благодарность тыкалась пятачком в ладонь, радостно встречала родителей и Толика, когда те приходили кто с работы, кто с учебы и научилась проситься в туалет на улицу. Недолго думая, дали ей прозвище «Машка». Толик, не имея дома никаких животных, привязался к маленькой свинке, да и она выделяла его. Фыркала, когда мальчик гладил её по голове и, словно кошка, терлась о штанину, выпрашивая вкусности.
Наступила весна, снег растаял, солнце начало припекать, Машку переселили в сарай. Каждое воскресенье возле барака, где жил Толик, собирались соседи для еженедельного представления. Ровно в девять утра мальчик важно заходил в сарай, затем выходил оттуда, придерживая дверь:
— Машка, за мной.
Через пару минут из двери показывалась подросшая свинка. Тяжело выходя из сарая, она, подняв пятачок, становилась возле мальчика, услышав команду:
— Машка, к ноге.
Дальше Толик брал заранее подготовленный шланг с водой, который тянулся от уличной колонки. Там обязательно дежурил кто-то из местных ребятишек. Как только мальчик взмахивал рукой, вода лилась из шланги и начиналось мытьё Машки. Только и слышались команды:
— Машка, на правый бок.
Свинка переворачивалась в нужную сторону.
— Машка, на левый бок.
Свинка послушно выполняла команду, похрюкивая от удовольствия.
— Машка, пузо.
Хохотали все до слёз, очень уж смешно выглядело представление. Расходились, качая головой: " Это же надо, ох, и умные животные, эти свиньи."
Приближался главный праздник Советского Союза. Улицы украшались красными флагами, тротуары красились в белый цвет. Природа расцветала и играла сочными красками. Люди улыбались, поздравляя друг друга с Первомаем и наступающим днём великой Победы.
Нагулявшись на улице с друзьями, Толик зашёл домой. Всегда веселая и что-то напевающая мама молча хлопотала возле печки. Отец гремел инструментами в сенях.
— О, вот он, — услышал Толик, мужчина вошёл в комнату, неся в руке огромный топор.
— Пап, ты будешь что-то мастерить? — спросил мальчик.
Мама Толика быстро глянула на сына и отвернулась. Ефим, не ответив, прошел к столу:
— Мать, что там, обед готов?
Женщина молча поставила миску с супом перед мужем, вторую для Толика и вышла из комнаты. Не понимая, что происходит и почему родители так себя ведут, мальчик сел за стол.
— Хлеба нет, — пробормотал он.
Отец тяжело глянул на сына, встал, взял буханку, нож, положил перед ним.
— Режь, не маленький, чай, уже.
Через десять минут в тишине был закончен обед. В дверь постучали.
— Входи! — крикнул Ефим. В комнату вошёл дядя Жора. Сосед и друг отца Толика. Мужчина был высокого роста, крепкого телосложения, обычно мальчик был рад гостям, но сегодня всё как-то слишком странно, тревожно. Он поздоровался и увидел на поясе дяди Жоры длинный нож, спрятанный в ножны. Толик сглотнул слюну. Перевел взгляд на обух топора, затем на хмурого отца и всё понял. Его губы задрожали, он сорвался со стула и убежал в комнату к матери.
— Не маленький, переживёт, идём, — жёстко ответил Ефим и вышел из дома вместе с другом.
— Мама, они же убьют Машку! Мама! — захлёбываясь слезами, говорил Толик, уткнувшись в колени матери. Та, вытирая слёзы, шептала, что так надо, животных выращивают для мяса, папа постарается, чтобы ей не было больно.
Хлопнула дверь, тяжёлые шаги приблизились к двери и рывком открылась дверь в комнату. Толик повернул заплаканное лицо, Татьяна посмотрела на мужа с надеждой.
— Я не смог это сделать, — мужчина прошел к кровати, сел на неё, — сын, иди с ней попрощайся, скоро её заберут.
Громко зарыдав, Толик бросился из комнаты. Прибежав в сарай, опустился на колени перед Машкой, та привычно уткнулась в макушку носом-пятачком.
— Машка, прости меня, слышишь, прости, я никогда, никогда тебя не забуду.
Через полчаса приехала машина, белыми буквами на ней было написано: «Мясокомбинат». Машка медленно вышла вместе с Толиком из сарая, случайные свидетели отворачивались, видя красные глаза мальчика и катившиеся слёзы с горошину из глаз животного. Сухими глазами смотрел Толик на удаляющийся грузовик с кузовом, где стояла Машка.
Время шло, Толик подрастал, рана потихоньку затягивалась, но с тех пор никогда в жизни мальчик не ел никакого мяса и месяц «Май» для него был самым ненавистным месяцем в году.
Прошло тридцать лет.
Толик стал известным писателем, всё же материнская профессия и любовь к чтению дали о себе знать. Издательство Анатолия Ефимовича прислало задание написать повесть к сорокалетию великой Победы. Который день он не выходил из прокуренной комнаты, писал и рвал рукописи, писал и мял листы, выбрасывая их в урну. Вдруг, посветлев лицом, хлебнув из чашки холодный чай, Анатолий Ефимович застучал по клавишам печатной машинки. Через три дня осунувшийся писатель сидел в кабинете редактора. Старый знакомый, иногда протирая очки белоснежным платком, второй час читал новую повесть, приуроченную к сорокалетней дате Великой Победы над фашизмом.
Редактор взял читать последний лист, снял очки, вытер глаза, вздохнул, высморкался в платок, одел очки. Через пару минут встал, прошелся из угла в угол, сел.
— Толик, ты же понимаешь, это совсем не то, что мы хотели от тебя?
— Да, я понимаю, извини, — мужчина достал сигарету, закурил.
Четырхнувшись, редактор снова вскочил:
— Меня же расстреляют за такое. Ты понимаешь?
— Да брось, никто не расстреляет, — затянулся Анатолий Ефимович.
— Чертов гений, зачем я с тобой связался! Ну, как это у тебя так получается? А? Меня, фронтовика, до слёз вот этим довести.
Редактор потряс листами, на которых была напечатана повесть. Анатолий Ефимович пожал плечами.
— Ты сам читал, что написал? — поправив очки, редактор взял последний лист и начал читать вслух.
— "… Машка медленно вышла вместе с Иваном из сарая, случайные свидетели отворачивались, видя красные глаза мальчика и катившиеся слёзы с горошину из глаз животного. Машку погрузили в машину. Иван стоял один и не отводил взгляда от кузова, который всё дальше и дальше удалялся от него.
— Стой!!! Стой!!! — услышал он крик отца. Мужчина бежал вслед за грузовиком, стараясь догнать его. Машина остановилась. Водитель вышел, громко ругаясь и размахивая руками, мужчины что-то друг другу доказывали. Иван подбежал к отцу, увидев, что тот отдал деньги водителю, и услышал отцово: " Извини, товарищ, не могу, не могу отдать ее!"
Некоторое время спустя Машка шла домой рядом с Иваном. И случайные прохожие на этот раз с удивлением смотрели на эту пару и на этот раз каждому казалось, что большое животное улыбалось, возвращаясь домой… Конец. " — редактор снял очки, помотал головой. — Ну, вот, глупо же, а как радостно за обычную свинью.
Затянувшись в очередной раз сигаретой, Анатолий Ефимович пробормотал так, что редактор его не расслышал:
— Пусть хоть так, Машка, но останешься жить.
Елена Коновалова
