Однажды вдруг оказывается, что маленькая любимая дочка уже совсем не маленькая. Не знаю, у кого как, но я чётко помню момент этого открытия: большая!
Выросли маленькие любимые ножки, и она теперь примеряет у зеркала мои туфли не из озорства, а деловито: годятся, не годятся. Выросли некогда пухлые ручки и стали длинными и красивыми. Выросла вся, мы скоро будем одного роста, потом она, судя по всему, меня перерастёт, но пока мне чрезвычайно удобно ходить с ней в обнимку. Исчезло круглое детское пузо, да и вообще начало расти там, вытягиваться здесь, и в лице уже проглядывает не девочка, а будущая красивая молодая женщина, особенно в вечерних сумерках, когда мы ещё лежим рядом и шёпотом ведём самые важные за день разговоры.
И когда я всё это увидела, я вдруг поняла: я вряд ли когда-нибудь смогу поднять её на руки, а если и смогу, это уже будет выглядеть глупо. И она больше не болтает ногами за столом, что всегда так раздражало, потому что ноги твёрдо стоят на полу. И если она сядет ко мне на колени, у меня, скорее всего, отвалятся колени.
Я была к этому не готова. (Вечно я ни к чему не готова.) До этого у меня была маленькая золотистая девочка, которая вся умещалась в моих руках, когда я её обнимала; она смешно ходила, у неё были круглые пальцы-горошинки на ногах, и её русая макушка торчала где-то на уровне моей талии. И, естественно, я внутренне предполагала, что так будет всегда, хоть и видела, конечно, что она растёт и растёт. И вот.
Когда я стала постоянно замечать признаки заканчивающегося детства, мне сделалось немного грустно, немного тревожно, непривычно и странно. И я стала думать: она теперь другая. Наверное, с ней надо по-другому. Но как? У меня ещё никогда не было взрослых дочерей. Стыдно сказать — я испытывала что-то вроде неловкости, неестественности рядом с ней… Таращила глаза. Качала головой. И даже, кажется, всплёскивала руками.
Это быстро и легко прекратилось.
Однажды вечером она пришла заплаканная: ей мерещились какие-то кошмары, я обняла её, такую большую, и она затихла, успокоилась. А наутро она поссорилась с младшей сестрой из-за какой-то верёвочки. А спустя пятнадцать минут она же, свисая вниз головой со спинки дивана, читала вслух этой самой младшей сестре стихи Ренаты Мухи и хохотала вместе с ней.
И я поняла: нет, она ещё маленькая. У меня ещё есть время подержать её на коленях (и пусть они отвалятся), потому что она этого хочет. Для неё ещё самое большое переживание — ночные сны. Я ещё могу её утешить, просто обняв. Она уже пахнет взрослой, выглядит как взрослая и становится взрослой, но пока ещё всё-таки маленькая. И, надеюсь, в чём-то останется для меня всегда маленькой. Просто она теперь большая маленькая, вот и всё.
Ксения Кнорре Дмитриева
