Вместе весело пахать. Чем стала коллективизация для Советской России?

1 февраля 1930 г. в СССР началась массовая коллективизация. Чем стала она для страны – массовым убийством российской деревни или платформой, которая позволила СССР стать сверхдержавой? Нужна ли была коллективизация вообще и можно ли сегодня использовать опыт советских колхозов-миллионеров?
Мы до сих пор эксплуатируем эту базу
Нужна
Руководитель Центра экономической истории Института российской истории РАН, доктор исторических наук Виктор Кондрашин
С позиций современного знания дать однозначную оценку такому явлению, как коллективизация, не удаётся. Исторический опыт показывает, что индустриализация в любой стране мира сопровождается серьёзным ухудшением положения дел в деревне. Сгущая краски, конечно, можно сказать, что индустриализация способствует гибели деревни – во всяком случае, деревни традиционной, патриархальной.
Причина проста – деревня является ресурсной базой для индустриализации. Прежде всего она теряет человеческий капитал – люди уходят на заработки в города, на фабрики и заводы. Если учесть, что при этом деревня продолжает кормить и себя, и стремительно растущие города, то не надо удивляться тому, что местами она приходит в упадок и запустение.
Началось это не при большевиках, а гораздо раньше – во второй половине XIX столетия, когда Российская империя вступила на путь индустриальной модернизации. Проблемы у деревни возникли именно тогда, и проблемы серьёзные. В конце концов, нашумевшая в своё время книга земского врача и политического деятеля Андрея Шингарёва «Вымирающая деревня» вышла в 1901 г. Другое дело, что это был, скажем так, естественный рыночный процесс. Он не сопровождался регулярными массовыми репрессиями в отношении крестьян.
А вот сталинская индустриализация отличалась форсированными темпами. По сути, это была гонка. Эксплуатация деревни усилилась чуть ли не в десятки раз, причём с применением государственного насилия, с изъятием хлеба, раскулачиванием, массовыми репрессиями.
Однако здесь есть несколько моментов, которые часто упускают из вида. Например, относительная лёгкость, с которой советской власти удалось провести коллективизацию. Смотрите: с 1930 г. по I квартал 1932 г. в СССР произошло 13 893 антиколхозных выступления с общим количеством участников 2,5 млн чел. Имело место массовое сопротивление крестьян. Однако власть довольно успешно с ним справилась. Да, применили всю мощь административно-репрессивного аппарата. Но надо помнить, что часть деревенского населения коллективизацию приветствовала. По переписи 1926 г. 67% крестьян были моложе 30 лет. Для сельской молодёжи коллективизация, индустриализация, культурная революция стали скоростными социальными лифтами. Это была реальная сила, во многом обеспечившая успех сталинской схеме модернизации.
Надо признать ещё и тот факт, что ускоренные темпы модернизации вовсе не были личной прихотью Сталина и его окружения, которые будто бы только и мечтали о том, чтобы извести деревню. Да, эти люди воспринимали крестьян как опасную силу и во многом были настроены против них. Но – и это важный момент – деревня считалась не врагом, которого надо уничтожить, а ресурсом, который надо использовать. Хищнически, варварски, но использовать. Это прекрасно видно по статистике хлебозаготовок. Четыре хлебозаготовительные кампании периода коллективизации 1929–1932 гг. дали государству в 1,3 раза больше хлеба (4738,2 млн пудов), чем 7 лет НЭПа (3549,6 млн пудов). Это позволило в 1930 г. выйти на пик хлебного экспорта за все годы советской власти (5,84 млн т) и тем самым получить валютные средства для неотложных нужд индустриализации.
Насколько же такая гонка была оправданной? Историк Андрей Соколов отмечал, что одним из факторов, который толкал руководство страны к ускорению индустриализации и коллективизации, была внешняя угроза. В Штабе РККА на рубеже 1920–1930-х гг. её оценивали как вполне реальную. С запада – страны Малой Антанты в союзе с Францией и Англией, с востока – Япония. Вспомним хотя бы конфликт на КВЖД в 1929 г. и Маньчжурский инцидент 1931 г.
Словом, если смотреть на проблему формально, то коллективизация в целом прошла успешно. Но это был кратковременный успех. Колхозная система доказала свою эффективность в годы подготовки к войне и во время самой войны. То есть в экстремальных условиях, которые требовали нечеловеческого напряжения сил и запредельных жертв. 1 млн раскулаченных крестьянских хозяйств общей численностью 5–6 млн чел., 4 млн выселенных кулаков, 5–7 млн жертв голода 1932–1933 гг. Вот цена, которую СССР заплатил за кратковременный успех ускоренной модернизации. Лично я считаю, что давно пора поставить памятник русскому крестьянину. Мужику, на крови и костях которого построена та материальная база, которую мы эксплуатируем до сих пор.
Второе крепостное право большевиков
Не нужна
Директор Чаяновского исследовательского центра Александр Никулин
Коллективизация стала величайшей трагедией в истории российского крестьянства и на десятилетия вперёд обрекла сельское хозяйство СССР на низкую эффективность.
Колхозный строй – в том виде, в котором он утвердился при Сталине – превратил российскую деревню во внутреннюю колонию, из которой государство выкачивало ресурсы на развитие промышленности и науки. В войну даже фашистские захватчики сохранили колхозы, понимая, что они лучше всего подходят для изъятия продовольствия у жителей оккупированных сёл. На пике коллективизации хлебозаготовки достигли в СССР такого размера, что в 1930 г. Союз в 9 раз увеличил экспорт зерна по сравнению с 1929-м. На вырученную валюту за рубежом покупалось оборудование и строились заводы. Но чтобы добиться этого, советская власть развязала против деревни необъявленную войну, в которой погибли миллионы людей.
Коллективизация была стремительной и насильственной. Крестьяне сопротивлялись, восставали целые сёла. На Северном Кавказе для подавления мятежей приходилось даже использовать армию. Более 1,5 млн раскулаченных были выброшены из родных домов и отправлены в необжитые районы Сибири и Дальнего Востока. Люди резали свой скот, не желая сдавать его в колхозы. Животноводческое поголовье сократилось в 2 раза. И уже в 1932–1933 гг. разразился страшный голод в главных хлебных регионах страны. Хотя никаких природных причин – засухи или наводнений – для продовольственного кризиса в тот момент не было. Но продуктивность колхозного производства была такой низкой, а задания по сдаче зерна государству такими высокими, что, по разным оценкам, голод унёс от 4 млн до 7 млн жизней.
При этом крестьяне не были такими уж закоренелыми единоличниками, какими их рисовала сталинская пропаганда. Товарищества по совместной обработке земли, сбытовые и кредитные кооперативы в 1920-е гг. вполне успешно работали во многих уездах. Однако такого рода коллективная деятельность не устраивала Сталина, так как не позволяла поставить деревню под полный контроль. Тотальная коллективизация решила эту задачу. Но она уничтожила сельскую элиту – самых активных и зажиточных крестьян, находившихся во главе сопротивления насильственному обобществлению. Многие бежали из деревень в города, где было больше личной свободы. А те, кто остался, превратились в людей второго сорта. Паспорта, дававшие возможность беспрепятственно менять место жительства, у колхозников появились только в 1974 г.
После 1933 г. модель, предполагавшая обобществление всего и вся, была подправлена. Крестьянам разрешили вести подсобное хозяйство и торговать на рынках. Но ненависть к колхозам осталась. «Что такое ВКП(б)? Второе крепостное право большевиков», – горько шутили в деревне. И колхозно-совхозное производство в массе своей так и не смогло стать высокопродуктивным. Иначе в начале 1960-х гг. не случился бы очередной продовольственный кризис, в результате которого СССР уже сам стал покупать за границей зерно. А привела к нему очередная атака на сельских частников, которая случилась уже при Хрущёве.
В 1970–1980-е гг. в деревню хлынули нефтедоллары. Надои, урожаи, уровень жизни стали расти. Но было уже поздно: за десятилетия нового крепостничества для многих миллионов людей сельский труд потерял смысл. Обезлюдели и вовсе исчезли тысячи сёл.

Колхозная уравниловка и подчинённость государственной машине лишили крестьянина главного – свободного труда на своей земле, личной заинтересованности в результатах этого труда. Колхозы уничтожили веками сложившуюся этику, изменили взаимоотношения в деревне. И само отношение к работе «на общество» было совсем не таким, как в фильмах про ударников пятилеток. Подворовывать на ферме, пьянствовать в страду не считалось зазорным. Единственным местом, где люди по-прежнему выкладывались по полной, оставались семейные подворья и огороды. И только в связке «госдотации – колхоз – личное подсобное хозяйство» советская колхозно-совхозная система могла существовать.
По примеру СССР коллективизация проводилась в других соцстранах. Почти везде общественное сельхозпроизводство было менее производительным, чем семейные или фермерские хозяйства. Лишь в Венгрии, где колхозам было разрешено вступать в легальную кооперацию с семейными хозяйствами, удалось создать агросектор, который конкурировал и с Германией, и с США.
Операция «кооперация», или частный фермер
Колхозы и совхозы в нашей стране давно ушли в прошлое, а им на смену пришли разные формы хозяйствования: крупные агрохолдинги, сельхозпредприятия, фермеры (ИП). Страну также кормят 23 млн граждан, ведущих личное подсобное хозяйство (ЛПХ). При этом многие эксперты считают: успех как отдельных фермеров и владельцев ЛПХ, так и сельского хозяйства России в целом кроется не в разрозненности, а в объединении мелких сельхозпроизводителей в кооперативы. Чем они выгодны? И охотно ли объединяются российские фермеры в кооперативы? Об этом «АиФ» рассказал президент Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельхозкооперативов России (АККОР), депутат ГД Владимир Плотников.
Я считаю, объединение в кооперативы – это путь к развитию и прогрессу. Помните, как раньше писали на советских плакатах? «Вместе мы – сила!» В сельском хозяйстве точно так же. Совместными усилиями фермеры и владельцы личных подсобных хозяйств могут добиться значительно больших успехов. Но процесс кооперации должен быть исключительно добровольным и выгодным для каждого участвующего в ней сельхозпроизводителя. Никого никуда насильно загонять нельзя.
«Слава Богу, живём в другой стране»
На самом деле память о коллективизации ещё очень свежа в сознании наших людей. Когда фермеры собираются вместе, они обязательно вспоминают страшные истории из жизни своих предков – как их называли кулаками и мироедами, как отбирали скот и технику, как ссылали и расстреливали… Моего деда за то, что тот отказывался вступать в колхоз (он говорил: «Там одни бездельники»), тоже репрессировали, отправили в ссылку на 3 года и отобрали всё, что у него было в хозяйстве.
Слава богу, сегодня мы живём совсем в другой стране. Сейчас у людей есть возможность быть собственниками своей земли, иметь свои хранилища, трактора, технику… Это основа основ, и она должна оставаться непоколебимой. А современный сельскохозяйственный кооператив – это когда собственники добровольно объединяются, чтобы проще и быстрее решать свои задачи.
К примеру, в Новгородской обл. объединились два десятка фермеров и владельцев ЛПХ, чтобы повысить конкурентоспособность своей продукции. Построили большое современное овощехранилище с кондиционером и холодильными установками, где хранят, моют, перерабатывают и фасуют картофель. А потом уже в сетках по 3, 5 и 10 кг без участия разных посредников и перекупщиков отправляют напрямую на полки в торговые сети. То же самое делают с овощами, повышая их добавленную стоимость. Понятно, что одному мелкому фермеру подобный проект было бы не потянуть, а в условиях взаимовыгодной кооперации это оказалось возможно.
В Саратовской обл. развивается другой пример успешной кооперации. Там производители зерна выкупили элеватор (сооружение для хранения больших партий зерна и доведения его до кондиционного состояния), который теперь принадлежит фермерам – членам кооператива. Они свозят в него своё зерно, формируют большие партии и благодаря большому опту продают не по 9 рублей за кг, а по 11 с половиной. Есть разница? Это серьёзный плюс для того, чтобы люди объединялись в кооперативы.
Кооперативы – только на бумажке
Наша ассоциация АККОР была создана 30 лет назад, 23 января 1990 г., когда только начиналось фермерское движение в России. Сейчас в неё входят 93 тысячи фермерских хозяйств (всего их 188 тыс.) и 1,5 тысячи сельхозкооперативов. Всего их в нашей стране числится 5,5 тысячи, но на самом деле многие существуют только на бумаге. Увы, процесс объединения фермеров идёт не очень активно. Дело это непростое, у людей должен быть стимул. Поддержка друг друга, взаимовыгодная помощь членов кооператива – это правильно и хорошо. Но если ещё и государственная поддержка будет идти через кооперативы, тогда эта форма организации начнёт развиваться более широко. Резервы для этого есть. И в конечном итоге от кооперации выиграют все.
Фермеры крепче будут стоять на ногах, потребители получат больше качественной и доступной по цене продукции, государство заработает на экспорте. Да и жители села станут жить лучше. Ведь не секрет, что именно фермеры сегодня становятся надёжной опорой для муниципалитетов в российской глубинке. Они обеспечивают людей работой да ещё и поддерживают жизнь на селе: ремонтируют и чистят дороги, привозят односельчанам дрова, пашут огороды. Они приходят на помощь сельским школам, помогают с ремонтом зданий, продуктами, топливом. Они возрождают храмы и создают сельские музеи. Сегодня фермерский сектор даёт порядка 30% всего российского зерна и 33% – подсолнечника. За последние 12 лет посевные площади ежегодно увеличивались почти на 850 тыс. га и в 2019 г. составили 24 269,9 тыс. га, или 30,4% от всей площади посевов. Поголовье коров растёт только у фермеров. Овец и коз в фермерских хозяйствах уже в 2 раза больше, чем в сельхозорганизациях. Более высоких темпов роста производства не даёт ни один другой сельскохозяйственный уклад, и это бесспорный, зафиксированный Росстатом факт. А если фермеры будут действовать не в одиночку, а начнут объединяться в кооперативы, результаты станут ещё лучше.
Где в мире сохранились колхозы?
Коллективные хозяйства, подобные советским колхозам, существуют сегодня лишь как экзотика.
Называются они производственными кооперативами. «В Германии, например, есть закон, в котором прямо записано, что «колхозы» имеют право на существование. В Европе была даже их ассоциация. Но по факту их там, да и в других странах, например во Франции, почти нет, – поясняет главный научный сотрудник Центра агропродовольственной политики ИПЭИ РАНХиГС Василий Узун. – А если есть, то организуют их любители. Колхозов на 500–1000 человек уже не сыщешь: только небольшие хозяйства, максимум с тремя-пятью членами. Как правило, они занимаются потребкооперацией: договариваются о совместной деятельности, скажем, по переработке и реализации продукции. Собирают продукцию у фермеров и фермерских хозяйств: сортируют, моют, обрабатывают, оказывают услуги по её хранению.
Редки и немногочисленны колхозы по чисто экономическим причинам: они неэффективны. Любая производственная организация должна заботиться о выработке и условиях труда своих работников, накоплении капитала, обновлении и расширении производства и т. д. В коллективном хозяйстве делать это гораздо сложнее, поскольку все его члены равноправны и заставлять кого-то трудиться нет юридических полномочий. Успешные советские колхозы всегда имели твёрдого руководителя, который требовал с подчинённых и заставлял их делать то, что нужно. Это поддерживалось и обеспечивалось властью. А в рыночной экономике кто уполномочит одного члена кооператива принуждать что-то делать всех остальных?
Кибуцы, то есть сельхозкоммуны в Израиле, – тоже кооперативы, но со своей спецификой. Существуют они «по обстоятельствам»: людям, которые приезжают жить в еврейское государство, нужно временное занятие – вот их и привлекают в кибуцы. Но, как и колхозы, кибуцы очень неэффективны и находятся на государственном содержании, дотациях и субсидиях, их доля в экономике Израиля снижается».
Когда хозяин каждый
Владимир Хромых, председатель СПК колхоз «Родина» Новоселицкого района Ставрополья
Даже в царское время большинство крестьян состояли в сельских общинах, потому что совместно легче обрабатывать землю.
Но в 90-е многие колхозы попали в сложную экономическую ситуацию, и селяне снова стали рассчитывать только на себя. В 1997 г. я возглавил СХП АОЗТ «Россия» (сейчас колхоз «Родина»), которое тогда находилось в стадии банкротства. У предприятия было 6 млрд неденоминированных рублей долга! Зарплату работникам платили раз в год, и люди жили только за счёт подсобного хозяйства.
Как было вернуть веру в колхоз? Мы внедрили советский принцип работы на основе коллективного подряда, когда в договоре прописано, сколько процентов от сверхпланово произведённой продукции получит коллектив. В первый год в коллективе распределили дополнительно 800 т зерна. Люди поначалу даже не верили, что им отдадут то, что обещано. На третий год мы всю зарплату выплатили вовремя и даже дали премию по итогам года.
Об экономической эффективности колхозов говорит то, что они до сих пор существуют, хотя государство поддерживает только фермеров и агрохолдинги. Между тем в нашем районе у фермеров урожайность всегда ниже, чем в коллективных хозяйствах. И ни агрохолдинги, ни фермеры не вкладывают столько средств в инфраструктуру села, сколько колхозы. Мы ежегодно на ремонт социальных учреждений села Китаевское выделяем 6–8 млн руб.
В колхозе все совладельцы, и каждый работник чувствует своё человеческое достоинство, а не так, как в агрохолдинге, где ты безмолвный исполнитель. У нас все решения принимаются сообща. Ежемесячно собирается правление. Крупные расходы, например на обновление техники, утверждает общее собрание колхозников.
Президент говорит, что проверки должны быть не чаще чем раз в 3 года. Но прокуратура нас может проверять хоть каждый день. Ветеринарные проверки проходят 4–5 раз в году, и если раньше ветслужба нам помогала, то сейчас выполняет только карательные функции. Хорошо бы, если бы сельское хозяйство дотировалось у нас, как за рубежом. А пока пусть государство нам хотя бы не мешает работать.