Тартуский договор утратил силу: Эстонии бессмысленно рассчитывать на земли России
О том, почему советская власть не была принята эстонцами, о причинах территориальных уступок и о последствиях Тартуского мира рассказал президент Российской ассоциации прибалтийских исследований (РАПИ), доктор экономических наук, профессор СПбГУ Николай МЕЖЕВИЧ.
— Г-н Межевич, Тартуский мирный договор 1920 года положил конец конфликту между Эстонией и РСФСР. Почему большевикам не удалось тогда установить советскую власть в Эстонии?
— Во-первых, советская власть в варианте 1917 года и первой половины 1920-х годов представляла собой власть беднейших крестьян и не самых квалифицированных рабочих. В Эстонии же, как сказали бы Владимир Ленин и Лев Троцкий, было «мелкобуржуазное болото». Сельское хозяйство там основывалось на ряде специфических производств. Например, спирта. Эстляндская и Лифляндская губернии, можно сказать, активно снабжали спиртом половину России.
Кроме того, со времен Александра III и Николая II было сильно участие эстонцев в международной торговле.
Таким образом, в Эстонии отсутствовали гигантская беднейшая масса крестьянства и обиженный промышленный пролетариат, которого было в достатке в Петрограде, Москве, Харькове и так далее. Во-вторых, даже левые социалистические идеи на территории Эстляндской и Лифляндской губерний всегда были национально окрашены. И когда сформировалось первое эстонское правительство, к власти пришло много левых: социал-демократов (в нашем понимании меньшевиков), эстонских эсеров и так далее.
Они предлагали достаточно интересные и разумные инициативы. Например, раздел земель, принадлежащих церкви, государству и остзейскому рыцарству (немецкому и шведскому). Эти меры позволяли каждому эстонскому крестьянину получить свой кусок земли. Это было очень важно, так как сто лет назад сказать «эстонец» означало сказать «крестьянин» и наоборот.
Поэтому большевики с их идеями коллективного хозяйствования оказались не у дел как на территории Эстляндской и Лифляндской губерний, так и на землях будущей Латвии. Когда советская власть пришла в 1940 году в Эстонию, она уже была иной. К примеру, в Эстонии никогда не было той жуткой, кровавой и страшной коллективизации, которая была в России. Формула «Не пойдешь в колхоз — спалим хату» применялась для России, Украины, Кубани, Поволжья и так далее.
В Прибалтике же Иосиф Сталин вел себя иначе: он понимал, что нужно учитывать частнособственнические инстинкты. Но в 1918 году большевики в этом вопросе «прохлопали ушами», не поняв сути. Правда, и специалистов не было: все надежды были на мировую революцию, а в Прибалтике она не произошла, и шансов на это было ровно ноль.
В-третьих, установлению советской власти в Прибалтике препятствовала Антанта. Эстонскую и латвийскую армии на отдельных этапах поддерживал флот Соединенного Королевства. Кроме того, напомню, что по итогам Брестского мира вся Прибалтика и часть России были оккупированы Германией.
В этой уникальной заварухе, в условиях противоборства двух мощных сил — Петрограда и Берлина — образовался своеобразный вакуум: противники просто нейтрализовали друг друга. В итоге при достаточно небольшой британской поддержке Таллин, Рига и Каунас получили желанную независимость.
— Но если среди эстонцев не было поддержки большевистских идей, то из кого формировались красные эстонские стрелки?
— Красных эстонских стрелков было на порядок меньше, чем латышских. Революционные идеи, конечно же, были. Подчеркну, что в 1924 году произошло восстание коммунистов («Перводекабрьское восстание» — прим. Rед.), которое хоть и было в значительной степени инспирировано Москвой, но опиралось на местные силы. Левые и коммунисты имели определенные возможности в Эстонии до 1924 года, но этот потенциал никогда не был доминирующим.
— Почему большевики имели в тот период большую социальную поддержку на территории современной Латвии?
— Ответ достаточно очевиден. В Российской империи было не так много промышленных центров. Промышленным центром «номер один» был Санкт-Петербург. На втором месте находилась Москва. А на третьей позиции — Рига, Варшава, Одесса и Харьков. Поэтому в Риге присутствовал гигантский промышленный пролетариат, причем латышский. И он поддержал коммунистические идеи.
А в Ревеле, нынешнем Таллине, промышленного пролетариата было очень мало. Если же говорить о Вильно и Ковно, то его не было там вообще. Литва была наглухо аграрным государством, каким является и сегодня, если не считать объекты, построенные Советским Союзом.
— Вы упоминали о поддержке Эстонии в годы войны со стороны Антанты. Рассматривал ли этот военный блок Эстонию в качестве форпоста против советской России?
— Не просто рассматривал, а все делал, чтобы она стала таким форпостом. Неслучайно два захваченных Антантой у советской России эсминца были переданы Эстонии и служили там вплоть до середины 1930-х годов, а после были проданы Перу.
— Почему советская Россия пошла на столь серьезные территориальные уступки в пользу Эстонии, тем более что были переданы земли, населенные в том числе и русскими?
— Я бы сказал конкретнее: эти территории были населены русскими. Ивангород называется так, потому что был основан Иваном III. То же самое можно сказать и о печорских землях, которые еще в IX веке принадлежали Пскову.
Почему на это пошел Владимир Ленин, более того, с гордостью написал, что они пошли на эти территориальные уступки? Это связано с ситуацией полного окружения. 1920 год — тяжелейшее время для советской власти, страна была в кольце. И его прорыв состоялся такой ценой.
На фоне мировой революции, которая, по мнению Ленина и его товарищей, должна была вскоре настать, жертва какого-то Ивангорода, тем более временная, не должна была стать большой проблемой. Но, к сожалению, история распорядилась так, что последствия этого решения приходится ощущать до сих пор, спустя сто лет.
— Верно ли я понимаю, что стороны, подписавшие этот договор, предполагали, что он не будет продолжительным?
— В военном комиссариате иностранных дел мнения были различными, но все сходились на том, что необходимы мирная передышка и «окно», через которое будет осуществляться торговля с Западом. Необходимо было поставлять в советскую Россию хлеб, станки, паровозы и экспортировать золото, драгоценности и антиквариат на Запад. Чем могли, тем и торговали.
— Вы недаром отметили, что последствия Тартуского мира сказываются на отношениях Эстонии и России и сегодня. Известно, что со стороны эстонских националистов по сей день звучат требования вернуться к границам, которые были установлены в 1920 году. Насколько эти заявления юридически оправданны?
— У стран две различные концепции. Министерство иностранных дел Российской Федерации, а до этого Советского Союза исходит из того, что в 1940 году Эстонская Республика вошла в состав СССР и стала Эстонской ССР, а в 1991 году она вышла из состава Советского союза и стала Эстонской Республикой.
Таким образом, мы признаем Эстонию с 1920 по 1940 год, а также Эстонию с 1991 года по текущий момент, но рассматриваем их в качестве разных республик. Поэтому правопреемственность между ними Россией не признается. Соответственно Тартуский договор 1920 года утрачивает свою силу. Такова позиция Министерства иностранных дел Российской Федерации.
