Курсом на Формозу. Налёт на Мацуяму
Формоза — португальское название острова Тайвань.
Японцы по праву гордятся своим авиационным налётом 7 декабря 1941 года, по базе американского флота на Гавайских островах в Пёрл-Харборе. При минимальных потерях, ущерб американцам нанесен огромный. И материальный и моральный. Когда японцы планировали свой удар, они учитывали, в том числе, как будет себя вести противник, подвергшийся внезапному удару. Опыт у японцев был.
Опыт был получен во время Японо-китайской войны 1937-1945 года. Войны, которую большинство историков считают частью Второй мировой, лишь с того момента, когда Япония стала воевать против США и Великобритании. То есть после Пёрл-Харбора. С 7 декабря 1941 года.
23 февраля 1938 года двадцать восемь тяжелогруженых бомбардировщика СБ с опознавательными знаками ВВС Китая приглушили моторы и синхронно пошли на снижение.
Впереди по курсу открылась панорама Тайбэя, а в трех километрах севернее — «мирно спящий» аэродром Мацуяма. Аэродром Мацуяма размещался на острове Тайвань, который был территорией Японской империи с 1895 года.
Командовал бомбардировщиками китайский летчик Фынь По.
Он оставил книгу воспоминаний «Боевые маршруты», одна из глав которой под названием «Курсом на Формозу» посвящена налету 23 февраля. Ему слово: «Ко второй половине февраля 1938 года самолетный парк Японии оказался настолько истощен, что правительству пришлось срочно заключать контракты с фирмами Германии и Италии на приобретение новых самолетов.»
Почему же был истощен самолетный парк Японии? Об этом летчик Фынь По рассказал в предыдущей главе своей книги. Это китайская истребительная авиация на самолетах советского производства И-15, И-16 истощила его.
«Иностранные суда с боевой техникой не могли разгружаться в шанхайском порту. Японцы не без оснований опасались налета бомбардировщиков. Поэтому разгрузка производилась на японских островах, в частности на главной базе ВВС Японии — острове Формоза (Тайвань).
По агентурным данным, китайскому командованию стало известно, что на Формозу прибыл очередной караван с авиационной техникой. Самолеты в разобранном виде, упакованные в контейнеры, доставлены на аэродром. Там же, на стоянках, находится немало машин, уже собранных и подготовленных к перелету в Шанхай. Завезены большие запасы горючего.
Мы стали готовить воздушный налет по этому объекту. В разработку плана включился и прибывший в Наньчан П.Ф. Жигарев.
Техникам и механикам была поставлена задача: тщательно осмотреть бомбардировщики и заправить их горючим. А чтобы все осталось в строжайшей тайне, подвеску бомб решили произвести перед самым вылетом. Основная трудность выполнения задачи состояла в том, что поблизости от океана не было площадок, на которые можно было бы посадить скоростные бомбардировщики и дозарядить их бензином.
— Туда придется лететь напрямую, — сказал Жигарев. — А на обратном пути сядете и дозаправитесь вот тут. — И указал на аэродром Фуджоу, расположенный в горах, в 230 километрах от берега.
— Учтите, — добавил он, — что поблизости от него характерных ориентиров нет.
— И еще одна трудность, — вставил П. В. Рычагов. — На сухопутных самолетах предстоит пролететь над водой. Сами понимаете: случись что — гибели не миновать.
Словом, озадачили нас серьезно. И то трудно, и это нелегко. Но лететь-то надо. Японцы летали обычно вдоль линейных ориентиров — железных дорог, рек и т.д. Для нас это исключалось. Мы проложили кратчайший маршрут по прямой.»
Вы конечно заметили, что упоминаются не совсем китайские имена. Например, имя будущего Главного маршала авиации Павла Федоровича Жигарева. А так же будущего главкома ВВС и замнаркома обороны (до апреля 1941) генерал-лейтенанта Павла Васильевича Рычагова.
Да и китайский летчик Фынь По писал свои воспоминания на русском языке. Его настоящее имя Фёдор Петрович Полынин.
Участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1938), генерал-полковник авиации (1946), генерал брони (ПНР), Командующий ВВС ВС Польши (1944-1949)
Что представляли собою китайские ВВС начального периода Японо-китайской войны 1937-1945: «Парк машин здесь был, по существу, музеем древностей. Своей авиационной промышленности Китай в то время не имел и вынужден был покупать самолеты за границей. Англия, Франция, Германия, Италия и США старались сплавить туда все старье, которое в их армиях давно было списано. К примеру, английский истребитель с громким устрашающим названием „Гладиатор“ летал со скоростью всего лишь до 200 км в час, запас горючего имел на 2 часа полета. А американский бомбардировщик „Боинг“ летал и того медленнее — 170-180 км в час. Предельное пребывание его в воздухе не превышало четырех часов.
Низкие тактико-технические данные имели истребители „Кэртис-хоук“, „Фиат-32“, бомбардировщики „Капро-пи-101“, „Фиат-БЗ-3“ и другие.
Положение усугублялось еще и тем, что по своей подготовке китайские летчики уступали японским.
Не было в Китае ни ремонтных заводов, не располагал он и запасными частями к самолетам. Поэтому, когда начались решающие бои за столицу Китая — Нанкин, из 520 самолетов в строю осталось всего 14.
Свели эти самолеты в отдельный отряд и укомплектовали иностранными волонтерами. Возглавил волонтеров американский летчик Винсент Шмидт. Но люди эти прибыли вовсе не для того, чтобы по-настоящему воевать, тем более жертвовать собой. Их интересовало другое: высокое жалованье, развлечения. Время свое иностранцы проводили в казино, различных увеселительных заведениях...» Китайскими летчиками были американцы, англичане, французы, немцы ( Япония ещё не числилась в союзниках)
«Китайцы волонтеров не любили. Понять их было нетрудно. Эти чванливые щеголи вели себя вызывающе, хотя ни одного боевого вылета так и не сделали.
Беда Китая состояла в том, что в политическом и военном руководстве страны стояли люди, которые свои эгоистические интересы ставили выше национальных. В армии процветали взяточничество, казнокрадство, бюрократизм, продажность, прямая измена.
Командующего китайскими ВВС генерала Чжоу Чжен-чжоу ничуть не беспокоило плачевное состояние авиации. Он всячески покровительствовал жуликам и проходимцам, наживавшимся на закупках заведомо негодных самолетов, так как имел от того немалую выгоду для себя. Взятки он брал без зазрения совести. Об этом хорошо знал через китайских представителей наш авиационный советник П. Ф. Жигарев. Он-то и настоял перед китайским командованием, чтобы снять Чжоу Чжен-чжоу с занимаемого поста.
Ясно, что в такой обстановке нельзя было всерьез говорить о становлении китайских ВВС, организации отпора японским агрессорам. Китайская авиация, как боевая сила, к концу 1937 года утратила свою роль. Японские бомбардировщики разбойничали в небе Китая, по существу, безнаказанно.
От бомбардировок особенно страдали крупные города. Скученность там была ужасная, от зажигательных бомб возникали многочисленные пожары, и люди в огне гибли тысячами. Японская авиация буквально деморализовала население и войска на поле боя, а защитить их с воздуха было нечем. Эти жертвы в ходе войны могли быть больше, если бы Советский Союз не протянул по-братски своему дальневосточному соседу руку помощи. Советские летчики-добровольцы, прибывшие в Китай в конце 1937 года, резко изменили положение. У китайского народа появился в воздухе не только надежный щит, но и разящий меч.
Помимо этого Советское правительство оказало Китаю огромную материальную и моральную помощь, предоставив без всяких политических условий кредит, вооружение и т. д. Достаточно сказать, что только в первые годы войны Китай получил из Советского Союза 885 самолетов.» Заметьте, помощь идет не китайским коммунистам Мао Цзэдуна, а враждебному СССР гоминьдановскому режиму Чан Кайши. У Чан Кайши на тот момент больше сил, чем у Мао. И он худо бедно, но воюет с японцами. Наши советники и летчики-добровольцы по мере сил делали всё, чтобы китайская армия продолжала сопротивляться. Чтобы Япония все больше увязала в этой войне. Чтобы японская армия не пошла войной на север, на СССР. А если бы и пошла, то не вся.
Вернемся к воспоминанием о 23 февраля 1938 года: «Решили лететь на высоте 4500— 5500 метров. Мы понимали, что длительное кислородное голодание может тяжело отразиться на самочувствии и работоспособности экипажей. Но другого выхода не было. На большой высоте увеличивалась дальность полета, поскольку меньше расходовалось горючего, а это в тот момент обеспечивало успех.
Чтобы ввести японцев в заблуждение, решили вначале пройти севернее острова, потом резко развернуться вправо, снизиться с приглушенными моторами до 4 тысяч метров и с ходу нанести удар. А над проливом снизиться еще до двух тысяч метров, чтобы позволить членам экипажей, как говорится, «глотнуть воздуха». Над материком же опять подняться до четырех тысяч метров и идти к аэродрому дозаправки. Полет готовился в строжайшей тайне.»
«Проводить нас в дальний и, прямо скажу, рискованный полет прибыли Жигарев и Рычагов. Командиры экипажей доложили, что к вылету все готово. Только один самолет остался без воздушного стрелка: тяжело заболел.
Что делать? Не хотелось оставлять бомбардировщик на аэродроме. Все-таки сотни килограммов бомб при ударе по такой цели не будут лишними.
Выручил комиссар нашей группы Петров.
— Разрешите мне лететь за стрелка, — предложил он.
— Вы же всю ночь не спали, — говорю ему. И это было действительно так. С вечера и до самого утра он проверял, как технический состав готовит самолеты к вылету.
— Ничего, выдюжу, — отвечает Петров...»
Полынин разрешил комиссару заменить воздушного стрелка. В этот момент случился эпизод, чуть не закончившись для всех катастрофой. Появились японские бомбардировщики:
«На горизонте показались черные точки. Неужели к нам пожаловали японцы? Значит, кто-то узнал и передал им о нашем замысле. Мне редко изменяло хладнокровие, а тут, откровенно говоря, по телу пробежали мурашки. Ударят сейчас, и аэродром взлетит на воздух. Ведь самолеты до предела заправлены горючим и бомбы уже подвешены.
Подходит Петров и спрашивает с тревогой:
— Что будем делать?
Я молчу. Взлететь не успеем, на рассредоточение самолетов тоже времени нет. Вот, подловили, гады. Если зенитки не отгонят их — все пропало.
А самолеты идут прямо на нас. Уже отчетливо видны две девятки. Подаю команду «Всем в укрытия!», а сам продолжаю наблюдать за воздухом. Вижу: самолеты отворачивают влево — в сторону Чаныпа и вскоре исчезают на горизонте. Беда миновала.
Потом мы с Петровым долго ломали голову над тем, почему японцы не дошли до нашего аэродрома: то ли они не заметили самолетов (было еще не совсем светло), то ли имели задание бомбить именно Чаныпа. Все это осталось для нас загадкой.»
«Но все обошлось благополучно. Когда экипажи построились, Рычагов обратился к ним с краткой напутственной речью. В заключение он напомнил, что сегодня 23 февраля, и призвал достойно отметить праздник нашей доблестной Красной Армии.
По сигналу ракеты 28 тяжело груженных бомбардировщиков один за другим поднялись в воздух. Набираем высоту 5500 метров. Сердце бьется учащенно, кружится голова, клонит ко сну — первые признаки кислородного голодания. И в борьбе с ним можно было рассчитывать только на собственную физическую выносливость.
Облачность под крылом становилась все реже. Наконец впереди показалась голубая полоска Формозского пролива, а за ней и сам остров. С высоты он казался огромным, с желтыми крапинками, изумрудом, вправленным в безбрежную гладь океана.
Как и намечалось заранее, мы прошли севернее острова, а затем резко повернули к цели и с приглушенными моторами начали снижение. Я осмотрелся и пересчитал машины: ни одна не отстала. Вражеских истребителей в воздухе пока не было. Впереди, по курсу, открывался город, а рядом с ним — аэродром. Хорошо различались и выстроенные в два ряда самолеты, серые, еще не распакованные контейнеры, и белые цистерны рядом с ангарами.
Основная база японских ВВС выглядела внушительно. Никакой маскировки противник не соблюдал. Видимо, он чувствовал себя в полной безопасности.
Цель все ближе. На белых крыльях самолетов уже видны красные круги. Мой штурман приготовился к сбросу смертоносного груза. И вот машину легко тряхнуло: бомбы пошли вниз. Провожаю их взглядом и вскоре вижу, как в центре стоянки один за другим вспухают фонтаны взрывов.»
«Вражеский аэродром окутывается дымом и пламенем.
В небе появляются шапки разрывов. Это открыли огонь японские зенитчики. Поздно они опомнились.
Мы сбросили на Формозу 280 бомб, и большинство из них точно угодили в цель. Наш удар был настолько внезапным, что ни один из вражеских истребителей не успел взлететь.
И вот остров остался далеко позади. Идем на высоте 2000 метров. Дышится легко. Только сейчас я почувствовал, как устал. Руки и ноги словно налились свинцом. В голове стоит шум.
Впереди все отчетливее стали вырисовываться коричневатые горы. Тяну штурвал на себя. Самолет снова набирает высоту. Теперь, без бомбовой нагрузки, он особенно послушен. Да и горючего осталось мало.
На аэродром дозаправки, вопреки опасениям Жигарева, вышли точно. Он представлял собой узкую полосу, ограниченную с одной стороны горой, с другой — болотом. Но сели благополучно. Торопливо заправляя наши самолеты горючим, авиаспециалисты просят нас немедленно улетать — возможен налет.
А Василий Клевцов стоит у своего бомбардировщика и сокрушенно качает головой.
— Случилось что? — спрашиваю у него.
— Левый мотор отказал. Еле через пролив перетянул, — отвечает он.
И мне подумалось: какой же силой волн обладает этот человек, как мастерски владеет он самолетом, если сумел на одном моторе преодолеть такое огромное расстояние и посадить неисправный бомбардировщик на узкую полосу затерявшегося в горах незнакомого аэродрома.
— Страшно болит голова, — пожаловался Клевцов. Я тоже чувствовал, что немного тошнит, но крепился. Надо срочно дозаправить машины и улетать, пока японцы не накрыли нас бомбами.
В некоторых экипажах в роли стрелков летали техники. Я поставил им задачу: отремонтировать неисправный мотор. Общими усилиями они быстро привели самолет в порядок.»
«В этот день мы пробыли в воздухе более семи часов. Когда приземлились в Ханькоу, начало уже темнеть. Ко мне подошел представитель авиационного командования китайских войск. В руках у него был атлас. Чтобы удостовериться, куда мы летали, он начал медленно его перелистывать и показывать мне. Открыл один лист — я отрицательно качнул головой. Открыл другой — я сделал то же самое. Когда он показал страницу с островом Формоза, я кивнул утвердительно. Китаец почему-то вскрикнул, сел в автомашину и куда-то помчался. Мне оставалось только пожать плечами.
Мы не раз удивлялись: какими средствами связи пользовались китайцы, чтобы передавать сведения о происходящих событиях? Причем делали они это очень быстро, хотя по располагали ни телефоном, ни радио.
Недолго оставался в тайне и налет на Формозу. Когда мы подъехали к дому, в котором жили, нас ожидала там толпа народа. Даже полицейские расплывались в улыбках. «Формоза! Формоза!» — выкрикивали китайцы и в знак восхищения поднимали большой палец правой руки. Выбежали навстречу наши авиаторы. Они обнимали пас, качали, высоко подбрасывая над головами. И было чему радоваться. Долететь на сухопутных самолетах до Формозы, нанести бомбовый удар и без потерь вернуться обратно — разве это не подвиг! В дерзком налете на вражескую авиабазу проявились лучшие качества наших летчиков, штурманов и стрелков. Не подвела нас и отечественная техника.
Тремя последовательными ударами с воздуха мы нанесли японцам ощутительный урон. По агентурным данным, они потеряли 40 самолетов (не считая тех, что находились в контейнерах); сгорели ангары и трехгодичный запас горючего.»
«Разгром военно-воздушной базы на Формозе вызвал у японцев шок. В течение месяца оттуда не вылетали их самолеты.»
Вся слава за этот налет поначалу досталась американскому лётчику Винсенту Шмидту
В газетах печатались его портреты. Американцы и англичане называли его в хвалебных статьях победителем японцев. (Напомню до Пёрл-Харбора ещё почти три года. А своё отношение к японцам, ни американцы, ни англичане не скрывают). Винсент Шмидт воспринял это как должное и с горделивым видом принимал незаслуженные комплименты. А когда выяснилось, что волонтеры тут ни при чем, вдруг встал в позу обиженного, написал рапорт об отставке и отбыл в Гонконг. Впрочем, он и так должен был бы уехать. Эскадрилью волонтеров, как не оправдавшую своего назначения, вскоре расформировали.
Наши летчики держались скромно. Кому надо, тот и так знал, что и как на самом деле было.
Выводы о том что бывает при внезапном нападении с воздуха — сделали японцы. 7 декабря 1941 года тому подтверждение.
Налет на Мацуяму имел оглушительные последствия: самолеты ВВС Китая, управляемые советскими пилотами, обрушили на аэродром 280 фугасных и зажигательных бомб. На земле было уничтожено свыше 40 подготовленных самолетов, множество комплектов авиатехники и большая часть аэродромного имущества.
В Токио началась тихая паника — там решили, что у Чан Кайши появилась стратегическая и морская авиация, что могло сказаться на японских планах и повлиять на исход войны.
Бомбардировщики СБ, совершив небывалый в истории 7-часовой воздушный рейд на дальность свыше 1000 км, без истребительного прикрытия, успешно дозаправились на тайном аэродроме подскока и к вечеру возвратились в Ханькоу без единой потери. Для обеспечения максимальной дальности весь полет проходил в самом экономном режиме, в разряженном воздухе — на высоте более 5000 метров. Без кислородных масок, в режиме полного радиомолчания — при полном напряжении человеческих сил и возможностей техники.
Дерзкий рейд 23 февраля 1938 года — лишь одна из громких операций, проведенных советскими пилотами в небе Китая. Среди других подвигов значатся «налет» на священную землю Японии, произведенный 20 мая 1938 года. Действуя с аэродрома в Нанкине, советские ТБ-3 вихрем пронеслись над островом Кюсю, сбросив десятки ящиков с сотнями тысяч листовок антивоенного содержания. Операция вызвала шок среди японского командования.
Если же советские самолеты с аэродромов Нанкина (прикиньте расстояние по карте), могут безнаказанно «бомбить» Японию, то аэродромы в Приморье или на Камчатке еще ближе...
После таких неудач в Китае, спустя всего полтора года прибавилась и оплеуха под Халхин-Голом. Количество противников войны против СССР в японском генералитете выросло...
27 декабря 1939 года наши лётчики провели последнюю боевую операцию: три бомбардировщика СБ, взлетев с аэродрома Хиньчжанг, нанесли удар по японским войскам в районе перевала Куньлунь. Последних добровольцев вывели, и после этого СССР оказывал только материальную помощь. Советские лётчики отрицательно отзывались о китайских ВВС, китайские летчики часто губили самолеты, а их техники не могли обеспечить надлежащего обслуживания и ремонта.
Нападение Третьего рейха на СССР и начало боевых действий Японии против США и Англии на Тихом океане ухудшило отношение правительства Гоминьдан к Москве – китайцы считали, что СССР обречён, поэтому быстро переориентировались на сотрудничество с Западными странами.
В 1941-1942 годы СССР вывел последних советников, а с 1943 года даже свернул торговые контакты, закрыв торговые компании и отозвав работников этой сферы из-за бесчинств гоминьдановских властей и местного населения. СССР после этого начинает поддерживать коммунистов в Китае ещё больше. Советских лётчиков частично заменили американские – создана Американская добровольческая группа («Летающие тигры»).
Фёдор Петрович Полынин воевал в Китае до апреля 1938 года, Был отозван. За бои в Китае стал в том же году Героем Советского Союза. Продолжил дальнейшую службу.
Умер генерал-полковник авиации Ф.П. Полынин 21 ноября 1981 года в городе Москва в возрасте 75-ти лет.
Более 270-ти советских добровольцев: военных и гражданских советников, летчиков и техников сложили свои головы в Японо-Китайской войне 1937-1945 года. Они ценой своей жизни сделали всё, чтобы СССР не получил войну на два фронта. А Китай сумел отстоять свое право на существование. В городе Ухань провинции Хубэй есть памятник погибшим советским войнам.
Вечная им слава.
Тео Алматинец
Японцы по праву гордятся своим авиационным налётом 7 декабря 1941 года, по базе американского флота на Гавайских островах в Пёрл-Харборе. При минимальных потерях, ущерб американцам нанесен огромный. И материальный и моральный. Когда японцы планировали свой удар, они учитывали, в том числе, как будет себя вести противник, подвергшийся внезапному удару. Опыт у японцев был.
Опыт был получен во время Японо-китайской войны 1937-1945 года. Войны, которую большинство историков считают частью Второй мировой, лишь с того момента, когда Япония стала воевать против США и Великобритании. То есть после Пёрл-Харбора. С 7 декабря 1941 года.
23 февраля 1938 года двадцать восемь тяжелогруженых бомбардировщика СБ с опознавательными знаками ВВС Китая приглушили моторы и синхронно пошли на снижение.
Впереди по курсу открылась панорама Тайбэя, а в трех километрах севернее — «мирно спящий» аэродром Мацуяма. Аэродром Мацуяма размещался на острове Тайвань, который был территорией Японской империи с 1895 года.
Командовал бомбардировщиками китайский летчик Фынь По.
Он оставил книгу воспоминаний «Боевые маршруты», одна из глав которой под названием «Курсом на Формозу» посвящена налету 23 февраля. Ему слово: «Ко второй половине февраля 1938 года самолетный парк Японии оказался настолько истощен, что правительству пришлось срочно заключать контракты с фирмами Германии и Италии на приобретение новых самолетов.»
Почему же был истощен самолетный парк Японии? Об этом летчик Фынь По рассказал в предыдущей главе своей книги. Это китайская истребительная авиация на самолетах советского производства И-15, И-16 истощила его.
«Иностранные суда с боевой техникой не могли разгружаться в шанхайском порту. Японцы не без оснований опасались налета бомбардировщиков. Поэтому разгрузка производилась на японских островах, в частности на главной базе ВВС Японии — острове Формоза (Тайвань).
По агентурным данным, китайскому командованию стало известно, что на Формозу прибыл очередной караван с авиационной техникой. Самолеты в разобранном виде, упакованные в контейнеры, доставлены на аэродром. Там же, на стоянках, находится немало машин, уже собранных и подготовленных к перелету в Шанхай. Завезены большие запасы горючего.
Мы стали готовить воздушный налет по этому объекту. В разработку плана включился и прибывший в Наньчан П.Ф. Жигарев.
Техникам и механикам была поставлена задача: тщательно осмотреть бомбардировщики и заправить их горючим. А чтобы все осталось в строжайшей тайне, подвеску бомб решили произвести перед самым вылетом. Основная трудность выполнения задачи состояла в том, что поблизости от океана не было площадок, на которые можно было бы посадить скоростные бомбардировщики и дозарядить их бензином.
— Туда придется лететь напрямую, — сказал Жигарев. — А на обратном пути сядете и дозаправитесь вот тут. — И указал на аэродром Фуджоу, расположенный в горах, в 230 километрах от берега.
— Учтите, — добавил он, — что поблизости от него характерных ориентиров нет.
— И еще одна трудность, — вставил П. В. Рычагов. — На сухопутных самолетах предстоит пролететь над водой. Сами понимаете: случись что — гибели не миновать.
Словом, озадачили нас серьезно. И то трудно, и это нелегко. Но лететь-то надо. Японцы летали обычно вдоль линейных ориентиров — железных дорог, рек и т.д. Для нас это исключалось. Мы проложили кратчайший маршрут по прямой.»
Вы конечно заметили, что упоминаются не совсем китайские имена. Например, имя будущего Главного маршала авиации Павла Федоровича Жигарева. А так же будущего главкома ВВС и замнаркома обороны (до апреля 1941) генерал-лейтенанта Павла Васильевича Рычагова.
Да и китайский летчик Фынь По писал свои воспоминания на русском языке. Его настоящее имя Фёдор Петрович Полынин.
Участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1938), генерал-полковник авиации (1946), генерал брони (ПНР), Командующий ВВС ВС Польши (1944-1949)
Что представляли собою китайские ВВС начального периода Японо-китайской войны 1937-1945: «Парк машин здесь был, по существу, музеем древностей. Своей авиационной промышленности Китай в то время не имел и вынужден был покупать самолеты за границей. Англия, Франция, Германия, Италия и США старались сплавить туда все старье, которое в их армиях давно было списано. К примеру, английский истребитель с громким устрашающим названием „Гладиатор“ летал со скоростью всего лишь до 200 км в час, запас горючего имел на 2 часа полета. А американский бомбардировщик „Боинг“ летал и того медленнее — 170-180 км в час. Предельное пребывание его в воздухе не превышало четырех часов.
Низкие тактико-технические данные имели истребители „Кэртис-хоук“, „Фиат-32“, бомбардировщики „Капро-пи-101“, „Фиат-БЗ-3“ и другие.
Положение усугублялось еще и тем, что по своей подготовке китайские летчики уступали японским.
Не было в Китае ни ремонтных заводов, не располагал он и запасными частями к самолетам. Поэтому, когда начались решающие бои за столицу Китая — Нанкин, из 520 самолетов в строю осталось всего 14.
Свели эти самолеты в отдельный отряд и укомплектовали иностранными волонтерами. Возглавил волонтеров американский летчик Винсент Шмидт. Но люди эти прибыли вовсе не для того, чтобы по-настоящему воевать, тем более жертвовать собой. Их интересовало другое: высокое жалованье, развлечения. Время свое иностранцы проводили в казино, различных увеселительных заведениях...» Китайскими летчиками были американцы, англичане, французы, немцы ( Япония ещё не числилась в союзниках)
«Китайцы волонтеров не любили. Понять их было нетрудно. Эти чванливые щеголи вели себя вызывающе, хотя ни одного боевого вылета так и не сделали.
Беда Китая состояла в том, что в политическом и военном руководстве страны стояли люди, которые свои эгоистические интересы ставили выше национальных. В армии процветали взяточничество, казнокрадство, бюрократизм, продажность, прямая измена.
Командующего китайскими ВВС генерала Чжоу Чжен-чжоу ничуть не беспокоило плачевное состояние авиации. Он всячески покровительствовал жуликам и проходимцам, наживавшимся на закупках заведомо негодных самолетов, так как имел от того немалую выгоду для себя. Взятки он брал без зазрения совести. Об этом хорошо знал через китайских представителей наш авиационный советник П. Ф. Жигарев. Он-то и настоял перед китайским командованием, чтобы снять Чжоу Чжен-чжоу с занимаемого поста.
Ясно, что в такой обстановке нельзя было всерьез говорить о становлении китайских ВВС, организации отпора японским агрессорам. Китайская авиация, как боевая сила, к концу 1937 года утратила свою роль. Японские бомбардировщики разбойничали в небе Китая, по существу, безнаказанно.
От бомбардировок особенно страдали крупные города. Скученность там была ужасная, от зажигательных бомб возникали многочисленные пожары, и люди в огне гибли тысячами. Японская авиация буквально деморализовала население и войска на поле боя, а защитить их с воздуха было нечем. Эти жертвы в ходе войны могли быть больше, если бы Советский Союз не протянул по-братски своему дальневосточному соседу руку помощи. Советские летчики-добровольцы, прибывшие в Китай в конце 1937 года, резко изменили положение. У китайского народа появился в воздухе не только надежный щит, но и разящий меч.
Помимо этого Советское правительство оказало Китаю огромную материальную и моральную помощь, предоставив без всяких политических условий кредит, вооружение и т. д. Достаточно сказать, что только в первые годы войны Китай получил из Советского Союза 885 самолетов.» Заметьте, помощь идет не китайским коммунистам Мао Цзэдуна, а враждебному СССР гоминьдановскому режиму Чан Кайши. У Чан Кайши на тот момент больше сил, чем у Мао. И он худо бедно, но воюет с японцами. Наши советники и летчики-добровольцы по мере сил делали всё, чтобы китайская армия продолжала сопротивляться. Чтобы Япония все больше увязала в этой войне. Чтобы японская армия не пошла войной на север, на СССР. А если бы и пошла, то не вся.
Вернемся к воспоминанием о 23 февраля 1938 года: «Решили лететь на высоте 4500— 5500 метров. Мы понимали, что длительное кислородное голодание может тяжело отразиться на самочувствии и работоспособности экипажей. Но другого выхода не было. На большой высоте увеличивалась дальность полета, поскольку меньше расходовалось горючего, а это в тот момент обеспечивало успех.
Чтобы ввести японцев в заблуждение, решили вначале пройти севернее острова, потом резко развернуться вправо, снизиться с приглушенными моторами до 4 тысяч метров и с ходу нанести удар. А над проливом снизиться еще до двух тысяч метров, чтобы позволить членам экипажей, как говорится, «глотнуть воздуха». Над материком же опять подняться до четырех тысяч метров и идти к аэродрому дозаправки. Полет готовился в строжайшей тайне.»
«Проводить нас в дальний и, прямо скажу, рискованный полет прибыли Жигарев и Рычагов. Командиры экипажей доложили, что к вылету все готово. Только один самолет остался без воздушного стрелка: тяжело заболел.
Что делать? Не хотелось оставлять бомбардировщик на аэродроме. Все-таки сотни килограммов бомб при ударе по такой цели не будут лишними.
Выручил комиссар нашей группы Петров.
— Разрешите мне лететь за стрелка, — предложил он.
— Вы же всю ночь не спали, — говорю ему. И это было действительно так. С вечера и до самого утра он проверял, как технический состав готовит самолеты к вылету.
— Ничего, выдюжу, — отвечает Петров...»
Полынин разрешил комиссару заменить воздушного стрелка. В этот момент случился эпизод, чуть не закончившись для всех катастрофой. Появились японские бомбардировщики:
«На горизонте показались черные точки. Неужели к нам пожаловали японцы? Значит, кто-то узнал и передал им о нашем замысле. Мне редко изменяло хладнокровие, а тут, откровенно говоря, по телу пробежали мурашки. Ударят сейчас, и аэродром взлетит на воздух. Ведь самолеты до предела заправлены горючим и бомбы уже подвешены.
Подходит Петров и спрашивает с тревогой:
— Что будем делать?
Я молчу. Взлететь не успеем, на рассредоточение самолетов тоже времени нет. Вот, подловили, гады. Если зенитки не отгонят их — все пропало.
А самолеты идут прямо на нас. Уже отчетливо видны две девятки. Подаю команду «Всем в укрытия!», а сам продолжаю наблюдать за воздухом. Вижу: самолеты отворачивают влево — в сторону Чаныпа и вскоре исчезают на горизонте. Беда миновала.
Потом мы с Петровым долго ломали голову над тем, почему японцы не дошли до нашего аэродрома: то ли они не заметили самолетов (было еще не совсем светло), то ли имели задание бомбить именно Чаныпа. Все это осталось для нас загадкой.»
«Но все обошлось благополучно. Когда экипажи построились, Рычагов обратился к ним с краткой напутственной речью. В заключение он напомнил, что сегодня 23 февраля, и призвал достойно отметить праздник нашей доблестной Красной Армии.
По сигналу ракеты 28 тяжело груженных бомбардировщиков один за другим поднялись в воздух. Набираем высоту 5500 метров. Сердце бьется учащенно, кружится голова, клонит ко сну — первые признаки кислородного голодания. И в борьбе с ним можно было рассчитывать только на собственную физическую выносливость.
Облачность под крылом становилась все реже. Наконец впереди показалась голубая полоска Формозского пролива, а за ней и сам остров. С высоты он казался огромным, с желтыми крапинками, изумрудом, вправленным в безбрежную гладь океана.
Как и намечалось заранее, мы прошли севернее острова, а затем резко повернули к цели и с приглушенными моторами начали снижение. Я осмотрелся и пересчитал машины: ни одна не отстала. Вражеских истребителей в воздухе пока не было. Впереди, по курсу, открывался город, а рядом с ним — аэродром. Хорошо различались и выстроенные в два ряда самолеты, серые, еще не распакованные контейнеры, и белые цистерны рядом с ангарами.
Основная база японских ВВС выглядела внушительно. Никакой маскировки противник не соблюдал. Видимо, он чувствовал себя в полной безопасности.
Цель все ближе. На белых крыльях самолетов уже видны красные круги. Мой штурман приготовился к сбросу смертоносного груза. И вот машину легко тряхнуло: бомбы пошли вниз. Провожаю их взглядом и вскоре вижу, как в центре стоянки один за другим вспухают фонтаны взрывов.»
«Вражеский аэродром окутывается дымом и пламенем.
В небе появляются шапки разрывов. Это открыли огонь японские зенитчики. Поздно они опомнились.
Мы сбросили на Формозу 280 бомб, и большинство из них точно угодили в цель. Наш удар был настолько внезапным, что ни один из вражеских истребителей не успел взлететь.
И вот остров остался далеко позади. Идем на высоте 2000 метров. Дышится легко. Только сейчас я почувствовал, как устал. Руки и ноги словно налились свинцом. В голове стоит шум.
Впереди все отчетливее стали вырисовываться коричневатые горы. Тяну штурвал на себя. Самолет снова набирает высоту. Теперь, без бомбовой нагрузки, он особенно послушен. Да и горючего осталось мало.
На аэродром дозаправки, вопреки опасениям Жигарева, вышли точно. Он представлял собой узкую полосу, ограниченную с одной стороны горой, с другой — болотом. Но сели благополучно. Торопливо заправляя наши самолеты горючим, авиаспециалисты просят нас немедленно улетать — возможен налет.
А Василий Клевцов стоит у своего бомбардировщика и сокрушенно качает головой.
— Случилось что? — спрашиваю у него.
— Левый мотор отказал. Еле через пролив перетянул, — отвечает он.
И мне подумалось: какой же силой волн обладает этот человек, как мастерски владеет он самолетом, если сумел на одном моторе преодолеть такое огромное расстояние и посадить неисправный бомбардировщик на узкую полосу затерявшегося в горах незнакомого аэродрома.
— Страшно болит голова, — пожаловался Клевцов. Я тоже чувствовал, что немного тошнит, но крепился. Надо срочно дозаправить машины и улетать, пока японцы не накрыли нас бомбами.
В некоторых экипажах в роли стрелков летали техники. Я поставил им задачу: отремонтировать неисправный мотор. Общими усилиями они быстро привели самолет в порядок.»
«В этот день мы пробыли в воздухе более семи часов. Когда приземлились в Ханькоу, начало уже темнеть. Ко мне подошел представитель авиационного командования китайских войск. В руках у него был атлас. Чтобы удостовериться, куда мы летали, он начал медленно его перелистывать и показывать мне. Открыл один лист — я отрицательно качнул головой. Открыл другой — я сделал то же самое. Когда он показал страницу с островом Формоза, я кивнул утвердительно. Китаец почему-то вскрикнул, сел в автомашину и куда-то помчался. Мне оставалось только пожать плечами.
Мы не раз удивлялись: какими средствами связи пользовались китайцы, чтобы передавать сведения о происходящих событиях? Причем делали они это очень быстро, хотя по располагали ни телефоном, ни радио.
Недолго оставался в тайне и налет на Формозу. Когда мы подъехали к дому, в котором жили, нас ожидала там толпа народа. Даже полицейские расплывались в улыбках. «Формоза! Формоза!» — выкрикивали китайцы и в знак восхищения поднимали большой палец правой руки. Выбежали навстречу наши авиаторы. Они обнимали пас, качали, высоко подбрасывая над головами. И было чему радоваться. Долететь на сухопутных самолетах до Формозы, нанести бомбовый удар и без потерь вернуться обратно — разве это не подвиг! В дерзком налете на вражескую авиабазу проявились лучшие качества наших летчиков, штурманов и стрелков. Не подвела нас и отечественная техника.
Тремя последовательными ударами с воздуха мы нанесли японцам ощутительный урон. По агентурным данным, они потеряли 40 самолетов (не считая тех, что находились в контейнерах); сгорели ангары и трехгодичный запас горючего.»
«Разгром военно-воздушной базы на Формозе вызвал у японцев шок. В течение месяца оттуда не вылетали их самолеты.»
Вся слава за этот налет поначалу досталась американскому лётчику Винсенту Шмидту
В газетах печатались его портреты. Американцы и англичане называли его в хвалебных статьях победителем японцев. (Напомню до Пёрл-Харбора ещё почти три года. А своё отношение к японцам, ни американцы, ни англичане не скрывают). Винсент Шмидт воспринял это как должное и с горделивым видом принимал незаслуженные комплименты. А когда выяснилось, что волонтеры тут ни при чем, вдруг встал в позу обиженного, написал рапорт об отставке и отбыл в Гонконг. Впрочем, он и так должен был бы уехать. Эскадрилью волонтеров, как не оправдавшую своего назначения, вскоре расформировали.
Наши летчики держались скромно. Кому надо, тот и так знал, что и как на самом деле было.
Выводы о том что бывает при внезапном нападении с воздуха — сделали японцы. 7 декабря 1941 года тому подтверждение.
Налет на Мацуяму имел оглушительные последствия: самолеты ВВС Китая, управляемые советскими пилотами, обрушили на аэродром 280 фугасных и зажигательных бомб. На земле было уничтожено свыше 40 подготовленных самолетов, множество комплектов авиатехники и большая часть аэродромного имущества.
В Токио началась тихая паника — там решили, что у Чан Кайши появилась стратегическая и морская авиация, что могло сказаться на японских планах и повлиять на исход войны.
Бомбардировщики СБ, совершив небывалый в истории 7-часовой воздушный рейд на дальность свыше 1000 км, без истребительного прикрытия, успешно дозаправились на тайном аэродроме подскока и к вечеру возвратились в Ханькоу без единой потери. Для обеспечения максимальной дальности весь полет проходил в самом экономном режиме, в разряженном воздухе — на высоте более 5000 метров. Без кислородных масок, в режиме полного радиомолчания — при полном напряжении человеческих сил и возможностей техники.
Дерзкий рейд 23 февраля 1938 года — лишь одна из громких операций, проведенных советскими пилотами в небе Китая. Среди других подвигов значатся «налет» на священную землю Японии, произведенный 20 мая 1938 года. Действуя с аэродрома в Нанкине, советские ТБ-3 вихрем пронеслись над островом Кюсю, сбросив десятки ящиков с сотнями тысяч листовок антивоенного содержания. Операция вызвала шок среди японского командования.
Если же советские самолеты с аэродромов Нанкина (прикиньте расстояние по карте), могут безнаказанно «бомбить» Японию, то аэродромы в Приморье или на Камчатке еще ближе...
После таких неудач в Китае, спустя всего полтора года прибавилась и оплеуха под Халхин-Голом. Количество противников войны против СССР в японском генералитете выросло...
27 декабря 1939 года наши лётчики провели последнюю боевую операцию: три бомбардировщика СБ, взлетев с аэродрома Хиньчжанг, нанесли удар по японским войскам в районе перевала Куньлунь. Последних добровольцев вывели, и после этого СССР оказывал только материальную помощь. Советские лётчики отрицательно отзывались о китайских ВВС, китайские летчики часто губили самолеты, а их техники не могли обеспечить надлежащего обслуживания и ремонта.
Нападение Третьего рейха на СССР и начало боевых действий Японии против США и Англии на Тихом океане ухудшило отношение правительства Гоминьдан к Москве – китайцы считали, что СССР обречён, поэтому быстро переориентировались на сотрудничество с Западными странами.
В 1941-1942 годы СССР вывел последних советников, а с 1943 года даже свернул торговые контакты, закрыв торговые компании и отозвав работников этой сферы из-за бесчинств гоминьдановских властей и местного населения. СССР после этого начинает поддерживать коммунистов в Китае ещё больше. Советских лётчиков частично заменили американские – создана Американская добровольческая группа («Летающие тигры»).
Фёдор Петрович Полынин воевал в Китае до апреля 1938 года, Был отозван. За бои в Китае стал в том же году Героем Советского Союза. Продолжил дальнейшую службу.
Умер генерал-полковник авиации Ф.П. Полынин 21 ноября 1981 года в городе Москва в возрасте 75-ти лет.
Более 270-ти советских добровольцев: военных и гражданских советников, летчиков и техников сложили свои головы в Японо-Китайской войне 1937-1945 года. Они ценой своей жизни сделали всё, чтобы СССР не получил войну на два фронта. А Китай сумел отстоять свое право на существование. В городе Ухань провинции Хубэй есть памятник погибшим советским войнам.
Вечная им слава.
Тео Алматинец
