Стоит ли бояться девушки с винтовкой?
«То, что сверхметкий стрелок одним выстрелом снимет в наступающей цепи офицера и атака захлебнётся, так красиво не покажешь», ― сокрушалась когда-то лучшая женщина-снайпер Людмила Павличенко.
Это сейчас «снайпер» звучит гордо. А в начале Второй мировой войны штучная работа популярностью не пользовалась. То ли дело ― танкист, артиллерист, пулемётчик: пальнёт направо ― улицу выкосит, пальнёт налево ― переулочек. А что может снайпер?
К тому же слово иностранное, без словаря не поймёшь. Да и сами снайперы, по её словам, ― ну что за люди? Мрачные, необщительные, подвигами своими хвастаться не хотят, да и не могут ― давали подписку о неразглашении. Так что занятие, которое она себе выбрала, тогда не было престижным. Оно просто ей нравилось.
Без тебя большевики обойдутся
Путь к военным подвигам для Героя Советского Союза Людмилы Павличенко вовсе не был усыпан розами. Призыву в армию подлежали военнообязанные старше 1918 года рождения. Павличенко родилась в 1916-м.
Собираясь в военный комиссариат Водно-Транспортного района Одессы, она понимала, что вершится ее судьба. «Я надела свое лучшее крепдешиновое платье, красивые белые босоножки на высоком каблуке. В сумочке у меня лежал паспорт, студенческий билет и свидетельство об окончании киевской Снайперской школы Осоавиахима», ― в таком виде она и предстала перед военкомом, отстояв двухчасовую очередь.
В это время военком, затурканный, охрипший и красный, как рак, спорил с двумя парнями деревенского вида. Увидев Павличенко, всю из себя такую прекрасную, он на секунду умолк. «Медицинские кадры будут призывать с завтрашнего дня», ― сказал он. Павличенко возразила, что она вовсе даже не медик, и сунула ему под нос снайперское свидетельство. Но военком ответил, что нет такой военно-учётной специальности «снайпер». И, бухтя, что он думает о легкомысленных девицах, которые лезут на войну, выставил её вон.
На следующий день Павличенко пришла снова, рассудив, что все её проблемы ― оттого, что по месту прописки её знают, а вот в Одессе — нет. Ведь она тут недолго ― в командировке от университета, трудится в библиотеке и попутно ищет материал для диплома по Богдану Хмельницкому. Логично, что в местном военкомате о ней понятия не имеют. А значит, надо заставить военкома позвонить в отделение Печерского района, в Киев.
Но к военкому, видимо, не каждый день приходили дамочки на каблуках с заявлением, что они ― состоящие на особом учёте военные специалисты. Так что он к этому моменту уже сам всё выяснил. Однако, приняв от Павличенко документы, счёл нужным уточнить: «А муж не возражает против вашего вступления в РККА?».
Первого мужа Людмила Павличенко терпеть не могла и пронесла это чувство через всю жизнь. В книге мемуаров она с нежностью расписывает свое первое знакомство с винтовкой на двух страницах. «Оружие для снайпера ― предмет почти сакральный». Для сравнения, упоминание о том, что у неё был муж, занимает пять невнятных строк. Между тем, это по-своему любопытная история.
Когда Людмиле ― тогда ещё не Павличенко, а Беловой, ― было 15 лет, она познакомилась с красавцем-студентом и влюбилась с первого взгляда. Краткий роман оборвался, как только красавец узнал о её беременности. Однако отец Людмилы был офицером НКВД, а мама ― дворянкой, и оказалось, что это не тот расклад, при котором можно заделать школьнице ребёнка и смыться.
Незадачливого кавалера нашли и убедили жениться. Но ничего хорошего из этого не вышло. Брак только позволил Людмиле лишний раз убедиться в непорядочности мужа. Вскоре она вместе с родителями и ребёнком переехала в Киев. Поработала на заводе «Арсенал», отучилась на рабфаке и поступила на истфак Киевского госуниверситета. А муж остался где-то в прошлом.
«Он не возражает», ― ответила Павличенко, и ей оформили армейские документы. Шёл третий день Великой Отечественной войны.
Фашистов много, патронов мало
В 25-й Чапаевской дивизии с Людмилой вновь завели беседу: а надо ли вам все это? Осознаёте ли вы? И не изволите ли пожаловать в санитарный взвод?
Павличенко ответила, что её отец был знаком с Чапаевым, служил в этой самой дивизии, когда она ещё называлась Самарской, и дайте уже оружие. Дальнейший диалог выглядел примерно так:
— Снайперской винтовки у нас для вас нет.
— Хорошо, давайте обычную.
— Обычной тоже нет.
— А что у вас есть?
— Для вас у нас есть лопата. И граната на случай непредвиденных обстоятельств.
Полк отступал и окапывался, так что лопата пригодилась. Винтовку Павличенко получила только во второй половине июля. Это была обычная «трёхлинейка». И лишь с 8 августа 1941 года началась служба в качестве снайпера.
Переход от тренировок к стрельбе по живому противнику редко проходит гладко, как бы хорошо ни был подготовлен стрелок. А готовили в Обществе содействия обороне, авиационному и химическому строительству, как говорится, не за страх, а за совесть.
Вообще, когда говорят, что Павличенко до войны прошла краткосрочные снайперские курсы (что чистая правда), у непосвящённых складывается впечатление, будто ей за неделю до войны показали, с какого конца стреляет винтовка, и выдали справку «снайпер».
На самом деле Людмила занималась стрельбой с 16 лет. А до того успела поучиться в планёрном кружке «Арсенала»: пока шла теория, всё было прекрасно, но первый же полёт с тошнотой и головокружением показал, что в воздухе ей ловить нечего.
Со стрельбой всё оказалось иначе. Один из её наставников, старший инструктор киевской Снайперской школы ОСОАВИАХИМа Александр Потапов, прозванный Потапычем, заслуживший ещё в Первую мировую пару Георгиевских крестов, говорил, что отличный стрелок ― это ещё не снайпер.
В качестве одного из внеплановых тренажёров Потапыч использовал стройку напротив класса. Он заставлял учеников следить за состоянием здания и рассказывать ему, как изменился объект и с какой позиции теперь лучше сделать выстрел, например, чтобы «снять» бегающего по мосткам прораба.
Гендерными предрассудками Потапыч не страдал, в его группе были и парни, и девушки. Но к темпераментной, нетерпеливой Павличенко он придирался особо, поясняя: «Кому многое дано, с того многое и спросится». Когда группа подружилась и стала выезжать на пикники, Потапыч развлекал своих учеников маскировкой. Он прятался на местности, а горе-стрелки, не найдя его, кричали «Сдаёмся!».
Заканчивались такие пикники стрельбой с 20–30 метров по бутылкам, у которых надо было выбить донышко. Чтобы сама бутылка осталась цела, пуля должна была пройти через горло бутылки, не задев стекла. Когда очередь дошла до Людмилы, она выбила донышко три раза подряд…
Теперь в её прицеле были не бутылки, а люди. Никакой жалости и сомнений не было, в первые же недели войны стало предельно ясно, что Гитлер ведёт войну на истребление. Но всё же что-то иррациональное мешало, отвлекало. Так что свой первый боевой результат Павличенко оценивает невысоко.
Ей дали новую, в заводской смазке, снайперскую винтовку Мосина с оптическим прицелом «ПЕ», и она, стреляя с колена, уложила семью выстрелами двух офицеров с расстояния 400 метров. Комбат, посмотрев в бинокль на трупы, ласково воззвал к её совести: «Патроны всё-таки беречь надо. Семь штук на двух фашистов ― это много». Она пообещала исправиться.
Первые месяцы войны стали для неё шоком. Следя за военными действиями с 1939 года, она вообще не допускала мысли, что такое возможно.
«Наблюдая за стремительными перипетиями в Европе, мы не могли не думать о том, что рано или поздно агрессор обрушится на наше первое в мире государство рабочих и крестьян. Мой отец, по роду своих занятий располагая конфиденциальной информацией, всё чаще при традиционных вечерних чаепитиях говорил нам о приближении трудного времени. Я возражала ему, что… воевать мы будем на чужой территории. Как показали дальнейшие события, отец был прав», ― пишет Людмила в своих воспоминаниях.
В оправдание себе отмечает, что у неё тогда всё было прекрасно: сын пошёл в школу, её учёба на рабфаке, а позже ― в университете, шла отлично; руководство вуза разрешило совмещать обучение с работой по специальности, а значит, снова есть возможность вносить свою долю в семейный бюджет…
Прощаясь с семьёй на вокзале, она не подозревала, что увидит сына только через три года. Но вечная обеспокоенность отца-НКВДшника сыграла свою роль: девушка взяла с собой в поездку в Одессу все документы, включая свидетельство об окончании снайперской школы, и свежеизданную книгу «Бои в Финляндии». Когда по радио объявили о вторжении, Людмила сидела в кафе в компании приятелей. После того как прозвучало выступление Молотова, официант принес чебуреки и белое вино. Вечером её ждала опера, утром ― очередь в военкомат…
Когда 15 октября 1941 года она в составе своего полка покидала Одессу, путь отступления проходил мимо военкомата ― вернее, того, что от него осталось после попадания авиационной бомбы. Павличенко смотрела на обгоревшие балки, думала, что вместе со зданием сгорел и её паспорт, и вспоминала военкома, ворчавшего, что девицам на войне не место. К этому времени она уже успела убить 187 фашистов.
Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?
К июню 1942 года Павличенко была командиром снайперского взвода, а на её личном счету было 309 уничтоженных солдат и офицеров, в их числе ― 36 «коллег». Остановимся на одном показательном эпизоде. Павличенко поставили боевую задачу: уничтожить пулемёт противника, стрелявший со стороны села Гильдендорф в Одесской области.
Вдохновлённая вражеским примером финских снайперов-«кукушек» (вычитанным как раз в книге «Бои в Финляндии»), Людмила решила, что будет вести огонь с дерева. Перед этим полк очень кстати выбил врага с кладбища, находившегося в 200 метрах от села. Деревья там имелись в количестве пяти штук ― большие красивые клёны. На один из них Павличенко и взгромоздилась в наряде, больше всего напоминавшем костюм лешего.
Этот эксперимент чуть не стал для неё последним. Она планировала сделать три выстрела. Но увидела в прицел адьютанта и расщедрилась на четыре, убив его и двух пулемётчиков и выведя из строя пулёмет «МG-34». А дальше началось непредвиденное.
Фашисты опомнились и принялись обстреливать кладбище из миномётов и винтовок. Увы, что годится в вековом лесу, где снайпера среди сосен фиг найдешь и фиг достанешь, в степи не работает совсем. Ствол, за которым укрылась Павличенко, давал очень относительную защиту. Куски металла крошили древесину, и гибель снайпера была лишь вопросом времени.
«Это новобранец думает: „Такого со мной не может случиться“. Солдат, побывавший под огнём, считает иначе: „Это может со мной произойти, потому надо быть осторожнее“. Тот, кто неоднократно видел смерть своих товарищей, осознаёт: „Это должно со мной случиться. Но не случится, если только меня здесь не будет“», ― так описывает этот момент Павличенко.
Повесив винтовку на сук, чтобы не разбить оптику, она спрыгнула с дерева, имитируя собственную смерть. До земли было метра три, и, упав на чьё-то надгробие, она так ушиблась, что не могла двигаться, так что в блиндаж её доставили солдаты.
Через два часа после описываемых событий началась наступательная операция, ещё через пару часов фашистов выбили из села, а Павличенко всё лежала в блиндаже, держась за больной бок, и думала, что финский опыт ― это, конечно, хорошо, но надо и своей головой соображать.
Больше ни на какие деревья она не лазила, не считая случая, когда журналисты упросили её попозировать на яблоне. От их писанины о её подвигах она сначала рассердилась, а потом махнула рукой. Всё равно рассказывать, как на самом деле работает снайпер, было запрещено. А как вести пропаганду ― им виднее.
Военные потери
На войне Людмила встретила своего второго мужа, младшего лейтенанта Алексея Киценко, который однажды спас ей жизнь. Но их счастье было недолгим. Киценко получил смертельное ранение и умер у неё на руках. На похоронах Павличенко отказалась от прощального салюта: «Я не артистка, чтобы в воздух стрелять».
Вскоре перестала существовать и 25-я Чапаевская дивизия ― погибла при прорыве обороны Севастополя. Её штабные бумаги были сожжены, а знамёна сброшены в море. Людмилу Павличенко буквально за несколько дней до этого из-за контузии эвакуировали на подводной лодке в Новороссийск.
Затем её перевели в Москву, где снайпера нашёл писатель Борис Лавренёв, автор знаменитой повести «Сорок первый». Повесть эту Павличенко не любила, считая главную героиню Марютку идиоткой, а конфликт ― надуманным. Писатель «осчастливил» её предложением в духе: «Ах, вы же просто копия моей Марютки! Ответьте мне на пару вопросов, и я напишу о вас очерк!».
Павличенко ответила, что, во-первых, она не какая-то фабричная дура, а студентка 4 курса университета и офицер РККА. Во-вторых, к тем, кого застрелила, она не испытывает не то что любви, а даже ненависти ― для неё это просто цели. В-третьих, у неё уже есть опыт общения с журналистами, и он сугубо отрицательный.
Лавренёв нажаловался на неё в Главное управление политической пропаганды РККА. Ей пришёл приказ ответить на его вопросы. Они побеседовали, после чего он напечатал именно такую чушь, как она изначально и ожидала.
Подруга первой леди
Затем с Людмилой произошло нечто ещё более пафосное и нелепое: её вместе с двумя комсомольцами включили в делегацию для участия во Всемирной студенческой ассамблее в Вашингтоне. Сама новость показалась ей бредом: идёт война, а американцы, вместо того чтобы открывать второй фронт, устраивают себе какое-то идиотское увеселение. Да ещё и хотят, чтобы Павличенко, бросив всё, их развлекала.
Однако после политического инструктажа, который провёл глава Коминтерна Георгий Димитров, а потом и сам Сталин, всё встало на места. Нужно рассказывать правду о войне, нужен второй фронт, будут провокации. Это было понятно и привычно ― борьба такая же, как на фронте, только в другой форме.
Напоследок Сталин спросил, есть ли просьбы. Павличенко сказала, что ей нужен учебник английского и словарь, и он дал ей книги из своей библиотеки (она вернула их ему по возвращении). А ещё ей выдали загранпаспорт, где в графе «семейное положение» было написано «не замужем». Для американцев она стала «miss Pavlichenko», и именно так называется посвящённая ей песня Вуди Гатри:
В США Павличенко научилась ценить советских журналистов, потому что на первой же пресс-конференции у неё спросили, принимала ли она на фронте горячую ванну и какого цвета на ней бельё. Газеты обсуждали, как на ней сидит гимнастёрка, могут ли женщины служить в войсках и что она ела на завтрак. Некоторые жалели немецких солдат, которых убивает этот беспощадный монстр. Западная пресса придумала ей прозвище «Леди Смерть».
Для себя Людмила определила, что журналисты ― это препятствие, стоящее между тем, что она должна сообщить, и американскими трудящимися. И значит, надо придумать, как нейтрализовать эту помеху и выполнить наказ Верховного главнокомандующего. За словом она и так никогда в карман не лезла, и постепенно стала облекать свою речь в слова, от которых уже невозможно было отвлечь вопросами о нижнем белье.
Так, на митинге в Чикаго она произнесла речь, которая почти в точности воспроизведена в фильме «Битва за Севастополь»: «Джентльмены! Мне 25 лет. На фронте я уже успела уничтожить 309 фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?»
Поездка, которая должна была уложиться в месяц, была продлена почти на полгода. Узнав об этом, Павличенко и Владимир Пчелинцев (тоже молодой и успешный снайпер) были в ярости. Их навыки требовались на фронте, и, по их мнению, они лишь теряли драгоценное время.Третий член делегации Николай Красавченко воспринял новость равнодушно, дескать, приказ есть приказ. Он был секретарём по пропаганде МГК ВЛКСМ, и где заниматься пропагандой, ему было решительно всё равно.
В итоге Красавченко и Пчелинцев отправились по США одним маршрутом, Людмила Павличенко ― другим, причём в поездке её сопровождала по собственной инициативе первая леди США Элеонора Рузвельт. Несмотря на разницу в возрасте, идеологии и социальном положении, женщины подружились. И это, пожалуй, один из самых странных в истории примеров симпатии между людьми.
А вот на фронт Павличенко больше уже не попала. Когда она обратилась с этой просьбой к Сталину, он возразил, что тут «простая арифметика». Даже если она убьёт ещё 100 фашистов, это будет в 10 раз меньше, чем если она обучит 100 снайперов, которые убьют по 10 фашистов. Так что преподавание важнее. Людмиле пришлось согласиться. Она сама видела, как меняется ситуация с кадрами. С 1941 по 1944 год в СССР было обучено более 400 тысяч снайперов.
Дальнейшая жизнь Павличенко была мирной, чему её семья была только рада. Она скончалась 27 октября 1974 года в возрасте 58 лет.
Ольга Таболина
Это сейчас «снайпер» звучит гордо. А в начале Второй мировой войны штучная работа популярностью не пользовалась. То ли дело ― танкист, артиллерист, пулемётчик: пальнёт направо ― улицу выкосит, пальнёт налево ― переулочек. А что может снайпер?
К тому же слово иностранное, без словаря не поймёшь. Да и сами снайперы, по её словам, ― ну что за люди? Мрачные, необщительные, подвигами своими хвастаться не хотят, да и не могут ― давали подписку о неразглашении. Так что занятие, которое она себе выбрала, тогда не было престижным. Оно просто ей нравилось.
Без тебя большевики обойдутся
Путь к военным подвигам для Героя Советского Союза Людмилы Павличенко вовсе не был усыпан розами. Призыву в армию подлежали военнообязанные старше 1918 года рождения. Павличенко родилась в 1916-м.
Собираясь в военный комиссариат Водно-Транспортного района Одессы, она понимала, что вершится ее судьба. «Я надела свое лучшее крепдешиновое платье, красивые белые босоножки на высоком каблуке. В сумочке у меня лежал паспорт, студенческий билет и свидетельство об окончании киевской Снайперской школы Осоавиахима», ― в таком виде она и предстала перед военкомом, отстояв двухчасовую очередь.
В это время военком, затурканный, охрипший и красный, как рак, спорил с двумя парнями деревенского вида. Увидев Павличенко, всю из себя такую прекрасную, он на секунду умолк. «Медицинские кадры будут призывать с завтрашнего дня», ― сказал он. Павличенко возразила, что она вовсе даже не медик, и сунула ему под нос снайперское свидетельство. Но военком ответил, что нет такой военно-учётной специальности «снайпер». И, бухтя, что он думает о легкомысленных девицах, которые лезут на войну, выставил её вон.
На следующий день Павличенко пришла снова, рассудив, что все её проблемы ― оттого, что по месту прописки её знают, а вот в Одессе — нет. Ведь она тут недолго ― в командировке от университета, трудится в библиотеке и попутно ищет материал для диплома по Богдану Хмельницкому. Логично, что в местном военкомате о ней понятия не имеют. А значит, надо заставить военкома позвонить в отделение Печерского района, в Киев.
Но к военкому, видимо, не каждый день приходили дамочки на каблуках с заявлением, что они ― состоящие на особом учёте военные специалисты. Так что он к этому моменту уже сам всё выяснил. Однако, приняв от Павличенко документы, счёл нужным уточнить: «А муж не возражает против вашего вступления в РККА?».
Первого мужа Людмила Павличенко терпеть не могла и пронесла это чувство через всю жизнь. В книге мемуаров она с нежностью расписывает свое первое знакомство с винтовкой на двух страницах. «Оружие для снайпера ― предмет почти сакральный». Для сравнения, упоминание о том, что у неё был муж, занимает пять невнятных строк. Между тем, это по-своему любопытная история.
Когда Людмиле ― тогда ещё не Павличенко, а Беловой, ― было 15 лет, она познакомилась с красавцем-студентом и влюбилась с первого взгляда. Краткий роман оборвался, как только красавец узнал о её беременности. Однако отец Людмилы был офицером НКВД, а мама ― дворянкой, и оказалось, что это не тот расклад, при котором можно заделать школьнице ребёнка и смыться.
Незадачливого кавалера нашли и убедили жениться. Но ничего хорошего из этого не вышло. Брак только позволил Людмиле лишний раз убедиться в непорядочности мужа. Вскоре она вместе с родителями и ребёнком переехала в Киев. Поработала на заводе «Арсенал», отучилась на рабфаке и поступила на истфак Киевского госуниверситета. А муж остался где-то в прошлом.
«Он не возражает», ― ответила Павличенко, и ей оформили армейские документы. Шёл третий день Великой Отечественной войны.
Фашистов много, патронов мало
В 25-й Чапаевской дивизии с Людмилой вновь завели беседу: а надо ли вам все это? Осознаёте ли вы? И не изволите ли пожаловать в санитарный взвод?
Павличенко ответила, что её отец был знаком с Чапаевым, служил в этой самой дивизии, когда она ещё называлась Самарской, и дайте уже оружие. Дальнейший диалог выглядел примерно так:
— Снайперской винтовки у нас для вас нет.
— Хорошо, давайте обычную.
— Обычной тоже нет.
— А что у вас есть?
— Для вас у нас есть лопата. И граната на случай непредвиденных обстоятельств.
Полк отступал и окапывался, так что лопата пригодилась. Винтовку Павличенко получила только во второй половине июля. Это была обычная «трёхлинейка». И лишь с 8 августа 1941 года началась служба в качестве снайпера.
Переход от тренировок к стрельбе по живому противнику редко проходит гладко, как бы хорошо ни был подготовлен стрелок. А готовили в Обществе содействия обороне, авиационному и химическому строительству, как говорится, не за страх, а за совесть.
Вообще, когда говорят, что Павличенко до войны прошла краткосрочные снайперские курсы (что чистая правда), у непосвящённых складывается впечатление, будто ей за неделю до войны показали, с какого конца стреляет винтовка, и выдали справку «снайпер».
На самом деле Людмила занималась стрельбой с 16 лет. А до того успела поучиться в планёрном кружке «Арсенала»: пока шла теория, всё было прекрасно, но первый же полёт с тошнотой и головокружением показал, что в воздухе ей ловить нечего.
Со стрельбой всё оказалось иначе. Один из её наставников, старший инструктор киевской Снайперской школы ОСОАВИАХИМа Александр Потапов, прозванный Потапычем, заслуживший ещё в Первую мировую пару Георгиевских крестов, говорил, что отличный стрелок ― это ещё не снайпер.
В качестве одного из внеплановых тренажёров Потапыч использовал стройку напротив класса. Он заставлял учеников следить за состоянием здания и рассказывать ему, как изменился объект и с какой позиции теперь лучше сделать выстрел, например, чтобы «снять» бегающего по мосткам прораба.
Гендерными предрассудками Потапыч не страдал, в его группе были и парни, и девушки. Но к темпераментной, нетерпеливой Павличенко он придирался особо, поясняя: «Кому многое дано, с того многое и спросится». Когда группа подружилась и стала выезжать на пикники, Потапыч развлекал своих учеников маскировкой. Он прятался на местности, а горе-стрелки, не найдя его, кричали «Сдаёмся!».
Заканчивались такие пикники стрельбой с 20–30 метров по бутылкам, у которых надо было выбить донышко. Чтобы сама бутылка осталась цела, пуля должна была пройти через горло бутылки, не задев стекла. Когда очередь дошла до Людмилы, она выбила донышко три раза подряд…
Теперь в её прицеле были не бутылки, а люди. Никакой жалости и сомнений не было, в первые же недели войны стало предельно ясно, что Гитлер ведёт войну на истребление. Но всё же что-то иррациональное мешало, отвлекало. Так что свой первый боевой результат Павличенко оценивает невысоко.
Ей дали новую, в заводской смазке, снайперскую винтовку Мосина с оптическим прицелом «ПЕ», и она, стреляя с колена, уложила семью выстрелами двух офицеров с расстояния 400 метров. Комбат, посмотрев в бинокль на трупы, ласково воззвал к её совести: «Патроны всё-таки беречь надо. Семь штук на двух фашистов ― это много». Она пообещала исправиться.
Первые месяцы войны стали для неё шоком. Следя за военными действиями с 1939 года, она вообще не допускала мысли, что такое возможно.
«Наблюдая за стремительными перипетиями в Европе, мы не могли не думать о том, что рано или поздно агрессор обрушится на наше первое в мире государство рабочих и крестьян. Мой отец, по роду своих занятий располагая конфиденциальной информацией, всё чаще при традиционных вечерних чаепитиях говорил нам о приближении трудного времени. Я возражала ему, что… воевать мы будем на чужой территории. Как показали дальнейшие события, отец был прав», ― пишет Людмила в своих воспоминаниях.
В оправдание себе отмечает, что у неё тогда всё было прекрасно: сын пошёл в школу, её учёба на рабфаке, а позже ― в университете, шла отлично; руководство вуза разрешило совмещать обучение с работой по специальности, а значит, снова есть возможность вносить свою долю в семейный бюджет…
Прощаясь с семьёй на вокзале, она не подозревала, что увидит сына только через три года. Но вечная обеспокоенность отца-НКВДшника сыграла свою роль: девушка взяла с собой в поездку в Одессу все документы, включая свидетельство об окончании снайперской школы, и свежеизданную книгу «Бои в Финляндии». Когда по радио объявили о вторжении, Людмила сидела в кафе в компании приятелей. После того как прозвучало выступление Молотова, официант принес чебуреки и белое вино. Вечером её ждала опера, утром ― очередь в военкомат…
Когда 15 октября 1941 года она в составе своего полка покидала Одессу, путь отступления проходил мимо военкомата ― вернее, того, что от него осталось после попадания авиационной бомбы. Павличенко смотрела на обгоревшие балки, думала, что вместе со зданием сгорел и её паспорт, и вспоминала военкома, ворчавшего, что девицам на войне не место. К этому времени она уже успела убить 187 фашистов.
Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?
К июню 1942 года Павличенко была командиром снайперского взвода, а на её личном счету было 309 уничтоженных солдат и офицеров, в их числе ― 36 «коллег». Остановимся на одном показательном эпизоде. Павличенко поставили боевую задачу: уничтожить пулемёт противника, стрелявший со стороны села Гильдендорф в Одесской области.
Вдохновлённая вражеским примером финских снайперов-«кукушек» (вычитанным как раз в книге «Бои в Финляндии»), Людмила решила, что будет вести огонь с дерева. Перед этим полк очень кстати выбил врага с кладбища, находившегося в 200 метрах от села. Деревья там имелись в количестве пяти штук ― большие красивые клёны. На один из них Павличенко и взгромоздилась в наряде, больше всего напоминавшем костюм лешего.
Этот эксперимент чуть не стал для неё последним. Она планировала сделать три выстрела. Но увидела в прицел адьютанта и расщедрилась на четыре, убив его и двух пулемётчиков и выведя из строя пулёмет «МG-34». А дальше началось непредвиденное.
Фашисты опомнились и принялись обстреливать кладбище из миномётов и винтовок. Увы, что годится в вековом лесу, где снайпера среди сосен фиг найдешь и фиг достанешь, в степи не работает совсем. Ствол, за которым укрылась Павличенко, давал очень относительную защиту. Куски металла крошили древесину, и гибель снайпера была лишь вопросом времени.
«Это новобранец думает: „Такого со мной не может случиться“. Солдат, побывавший под огнём, считает иначе: „Это может со мной произойти, потому надо быть осторожнее“. Тот, кто неоднократно видел смерть своих товарищей, осознаёт: „Это должно со мной случиться. Но не случится, если только меня здесь не будет“», ― так описывает этот момент Павличенко.
Повесив винтовку на сук, чтобы не разбить оптику, она спрыгнула с дерева, имитируя собственную смерть. До земли было метра три, и, упав на чьё-то надгробие, она так ушиблась, что не могла двигаться, так что в блиндаж её доставили солдаты.
Через два часа после описываемых событий началась наступательная операция, ещё через пару часов фашистов выбили из села, а Павличенко всё лежала в блиндаже, держась за больной бок, и думала, что финский опыт ― это, конечно, хорошо, но надо и своей головой соображать.
Больше ни на какие деревья она не лазила, не считая случая, когда журналисты упросили её попозировать на яблоне. От их писанины о её подвигах она сначала рассердилась, а потом махнула рукой. Всё равно рассказывать, как на самом деле работает снайпер, было запрещено. А как вести пропаганду ― им виднее.
Военные потери
На войне Людмила встретила своего второго мужа, младшего лейтенанта Алексея Киценко, который однажды спас ей жизнь. Но их счастье было недолгим. Киценко получил смертельное ранение и умер у неё на руках. На похоронах Павличенко отказалась от прощального салюта: «Я не артистка, чтобы в воздух стрелять».
Вскоре перестала существовать и 25-я Чапаевская дивизия ― погибла при прорыве обороны Севастополя. Её штабные бумаги были сожжены, а знамёна сброшены в море. Людмилу Павличенко буквально за несколько дней до этого из-за контузии эвакуировали на подводной лодке в Новороссийск.
Затем её перевели в Москву, где снайпера нашёл писатель Борис Лавренёв, автор знаменитой повести «Сорок первый». Повесть эту Павличенко не любила, считая главную героиню Марютку идиоткой, а конфликт ― надуманным. Писатель «осчастливил» её предложением в духе: «Ах, вы же просто копия моей Марютки! Ответьте мне на пару вопросов, и я напишу о вас очерк!».
Павличенко ответила, что, во-первых, она не какая-то фабричная дура, а студентка 4 курса университета и офицер РККА. Во-вторых, к тем, кого застрелила, она не испытывает не то что любви, а даже ненависти ― для неё это просто цели. В-третьих, у неё уже есть опыт общения с журналистами, и он сугубо отрицательный.
Лавренёв нажаловался на неё в Главное управление политической пропаганды РККА. Ей пришёл приказ ответить на его вопросы. Они побеседовали, после чего он напечатал именно такую чушь, как она изначально и ожидала.
Подруга первой леди
Затем с Людмилой произошло нечто ещё более пафосное и нелепое: её вместе с двумя комсомольцами включили в делегацию для участия во Всемирной студенческой ассамблее в Вашингтоне. Сама новость показалась ей бредом: идёт война, а американцы, вместо того чтобы открывать второй фронт, устраивают себе какое-то идиотское увеселение. Да ещё и хотят, чтобы Павличенко, бросив всё, их развлекала.
Однако после политического инструктажа, который провёл глава Коминтерна Георгий Димитров, а потом и сам Сталин, всё встало на места. Нужно рассказывать правду о войне, нужен второй фронт, будут провокации. Это было понятно и привычно ― борьба такая же, как на фронте, только в другой форме.
Напоследок Сталин спросил, есть ли просьбы. Павличенко сказала, что ей нужен учебник английского и словарь, и он дал ей книги из своей библиотеки (она вернула их ему по возвращении). А ещё ей выдали загранпаспорт, где в графе «семейное положение» было написано «не замужем». Для американцев она стала «miss Pavlichenko», и именно так называется посвящённая ей песня Вуди Гатри:
В США Павличенко научилась ценить советских журналистов, потому что на первой же пресс-конференции у неё спросили, принимала ли она на фронте горячую ванну и какого цвета на ней бельё. Газеты обсуждали, как на ней сидит гимнастёрка, могут ли женщины служить в войсках и что она ела на завтрак. Некоторые жалели немецких солдат, которых убивает этот беспощадный монстр. Западная пресса придумала ей прозвище «Леди Смерть».
Для себя Людмила определила, что журналисты ― это препятствие, стоящее между тем, что она должна сообщить, и американскими трудящимися. И значит, надо придумать, как нейтрализовать эту помеху и выполнить наказ Верховного главнокомандующего. За словом она и так никогда в карман не лезла, и постепенно стала облекать свою речь в слова, от которых уже невозможно было отвлечь вопросами о нижнем белье.
Так, на митинге в Чикаго она произнесла речь, которая почти в точности воспроизведена в фильме «Битва за Севастополь»: «Джентльмены! Мне 25 лет. На фронте я уже успела уничтожить 309 фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?»
Поездка, которая должна была уложиться в месяц, была продлена почти на полгода. Узнав об этом, Павличенко и Владимир Пчелинцев (тоже молодой и успешный снайпер) были в ярости. Их навыки требовались на фронте, и, по их мнению, они лишь теряли драгоценное время.Третий член делегации Николай Красавченко воспринял новость равнодушно, дескать, приказ есть приказ. Он был секретарём по пропаганде МГК ВЛКСМ, и где заниматься пропагандой, ему было решительно всё равно.
В итоге Красавченко и Пчелинцев отправились по США одним маршрутом, Людмила Павличенко ― другим, причём в поездке её сопровождала по собственной инициативе первая леди США Элеонора Рузвельт. Несмотря на разницу в возрасте, идеологии и социальном положении, женщины подружились. И это, пожалуй, один из самых странных в истории примеров симпатии между людьми.
А вот на фронт Павличенко больше уже не попала. Когда она обратилась с этой просьбой к Сталину, он возразил, что тут «простая арифметика». Даже если она убьёт ещё 100 фашистов, это будет в 10 раз меньше, чем если она обучит 100 снайперов, которые убьют по 10 фашистов. Так что преподавание важнее. Людмиле пришлось согласиться. Она сама видела, как меняется ситуация с кадрами. С 1941 по 1944 год в СССР было обучено более 400 тысяч снайперов.
Дальнейшая жизнь Павличенко была мирной, чему её семья была только рада. Она скончалась 27 октября 1974 года в возрасте 58 лет.
Ольга Таболина
