Антисоветская клюква на вынос. Сериал «Чернобыль» от НВО. Четвертая серия
Ну что же, вот мы и приближаемся к финалу этого сериала. Если кто пропустил, то начало тут, здесь, и тут. Четвертая серия начинается с того что нам показывают какую то бабку которая доит корову. За её спиной стоит солдат и говорит что тут опасно и надо эвакуироваться, да и вообще у него работа и он выполняет приказ. Далее следует монолог бабушки. Классический набор штампов не имеющий к Чернобыли никакого отношения. «Люди царя. Потом большевики… Потом был Сталин и его голод. Голодомор… И Великая война. Немецкие мальчишки. Русские мальчишки.» Не ну а че, политическая повестка со злобным русскими устроивших на Украине голодомор, во весь полный рост. Да и опять для американских сериальщиков впрочем как и для наших, нет никакой разницы между СССР и фашистской Германией, при их мнению это одно и тоже. Потом солдат берет выплескивает из ведра надоенное старушкой молоко и расстреливает корову. Он бабушку застрелить случайно не забыл?
Действительно в отдаленных районах далеко не все жители подчинились требованиям властей покинуть свои дома. Ученые экспедиции Радиевого института им. Хлопина, которые в первые месяцы после аварии проводили радиационное обследование брошенных населенных пунктов, неоднократно встречали местных жителей в эвакуированных селах и деревнях. В основном это были пожилые люди, как правило, уговоры и объяснения о вреде радиации на них не действовали.
Так, в деревне Чистогаловка, где в середине мая 1986 года радиационная обстановка была очень тяжелая, проживал пожилой мужчина. Не желая эвакуироваться, он всю живность, включая домашний скот, спрятал в подвале своего дома. Отметим, что в то время уровень радиационного фона в его деревне составлял около 70 мР/ч. Наивный абориген искренне надеялся пересидеть месяц-два в глубоком подполье и дождаться улучшения обстановки. К сожалению, дальнейшая судьба этого человека неизвестна. Вероятно, здравый смысл возобладал, и старик выехал из зоны отчуждения. Позже это село, попавшее под основную струю радиационного выброса из реактора, было разрушено и захоронено. Сегодня только редкие полусгнившие заборчики и жалкие деревца выродившихся яблонь и слив напоминают о существовавшей здесь деревне.
Но, пожалуй, наибольшее упрямство продемонстрировали жители деревни Ковшиловка. При радиационном фоне в 7 мР/ч в 1986 году абсолютно все взрослые жители отказались эвакуироваться. Они лишь вывезли своих детей к родственникам. Впрочем, сегодня этот населенный пункт является нежилым, властям все же удалось переубедить несговорчивых деревенских жителей.
Людмила Игнатенко после похорон мужа приезжает в Киев. Пока она молча стоит у окна, нас переносят в окрестности Чернобыля. Люди в специальных костюмах химической защиты обходят с дозиметрами прилегающие территории в поисках радиоактивных разных обломков и находят фонящий радиацией велосипед. В гостинице Припяти в одиночестве сидит Легасов. Тут звонит телефон. — Кто говорит? — Слон. — Откуда? — От верблюда. — Что вам надо? — Шоколада. — Для кого? — Для сына моего. — А много ли прислать? — Да пудов этак пять Или шесть: Больше ему не съесть, Он у меня еще маленький! После содержательного разговора Легасов выходит из номера.
И вот в строительной бытовке на ЧАЭС происходит совещание. Какой то военный спрашивает почему активная зона еще открыта. Легасов на это отвечает, что накрыть активную зону они хотели, но не могут подобраться, мешает разбросанный на крыше ректора графит. Далее показывая на фотографию энергоблока, Легасов разъясняет обстановку.
Легасов предлагает для очистки крыши энергоблоков использовать луноходы, при этом настаивает что людей на крышу нельзя отправлять, только роботов. Ну а дальше Легасов сериальный опять начинает нагнетать все больше жути, дескать на одном участке радиация составляет 12 тысяч рентген, и если на крыше пробудешь три минуты, то смерть обеспечена. Щербина говорит что эта часть крыши, самое опасное место на земле. Ну а в это время подъезжают несколько автобусов с призывниками, которых злобная советская власть отправила на верную и ужасную смерть. Ну и нам не забывают в полный рост показать все ужасы советского Мордора. Кто то на КПП блюет, кто то срет, а кто в это время глушит ящиками водку. Ну парочка полуголых пьяных солдат с бутылкой водки вообще фотографируются, целуя при этом бутылку в засос.
А тем временем новый эпизодичный герой заходит в армейскую палатку, где уже лежат несколько пьяных советских солдат. У «тупых же совков» по мнению сценаристов без водки вообще не одно дело не обходилось. Вновь прибывшему конечно же тут же гостеприимно протягивают бутылку с водярой, даже познакомится не успели. Парнишка пить отказывается и говорит что рановато. Солдатик спрашивает в какой части Павел служил в Афганистане. На что Паша отвечает что он в Афганистане не был. Тогда Бачо говорит что надо же, люди заканчиваются. Далее Бачо с Павлом из палатки выходят и начинают осматривать лагерь, Бачо при этом дает пояснения.
Выдавали ли спиртное ликвидаторам? Об этом «Комсомолка» спросила полковника запаса Владимира ГРЕБЕНЮКА — командира полка гражданской обороны, первым вошедшего в Чернобыль после аварии.
— Уже после нас, насколько я знаю, работавшим на ликвидации последствий аварии выдавали вино. Но исключительно гражданским, о военных, которых здесь было множество, и речи не было. Могу судить по своему полку. Было предписано кормить солдат и офицеров по обычным рационам. В районе ЧАЭС мы развернули полевые кухни, и паек был самым обычным. Ничего дополнительно наши тыловики не получали. Позже, когда один из наших батальонов был укомплектован «партизанами» (призванными с гражданки военнослужащими запаса. — Прим. авт.), они, возможно, и употребляли. Но и у «партизан» особых возлияний не получалось. Прежде всего, каждый человек постоянно был на виду, режим был простой: отдых в лагере и работа — и все под контролем моих, то есть кадровых офицеров. Помню, однажды два «партизана» ушли в самоволку. Их немедленно арестовали и едва не судили по законам военного времени. Так что с дисциплиной в Чернобыле (по крайней мере у военных) было очень строго.
Ну ладно продолжаем смотреть этот сериал дальше. Хамюк продолжает бегать по Москве в поиске «правды», ведь по мнению сценаристов, выяснением причины аварии никто не занимался, и поэтому тут это делает исключительно одна Хамюк. Да у сценаристов то из всей правительственной комиссии куда входило множество разных людей, в том числе и специалистов, кроме Щербины и Легасова вообще никого нет. На этот раз Мери Сью бегает по архивам, документы по реактору наверное ищет. Ну а в это время в окрестностях Припяти делают дезинфекцию, вертолеты распыляют специальные химикаты. Бульдозеристы снимают верхние слои почвы. А в самой Припяти люди в костюмах химической защиты распрыскивают какие то вещества.
Ну в это время на самой станции, на крыше реактора запускают советский аппарат СТР, для расчистки крыши от обломков. Легасов Щербина и еще один военный находятся тут же в центре управления. Военный говорит что для работ по очистке завалов скоро могут построить еще два аппарата, а для работы на другом более сложном участке закупили немецкий полицейский робот. С дистанционного пульта оператор начинает управлять роботом.
Ну а нас опять переключают на Хамюк, которая опять добралась до Дятлова и начинает его терроризировать своими вопросами. Дятлов опять себя ведет как полная скотина и продолжает утверждать что взрыва ректора не было, тогда Хамюк показывает ему фотографию и документы которые она нашла в архиве. При это несколько страниц из документов пропали. Дятлов же говорит что страна имеет право на хранение своих секретов. И тут кстати не поспоришь, у каждой страны найдутся свои собственные секреты, которые правительства стран не собираются никому раскрывать. Толком ничего от Дятлова не добившись, Хамюк уходит.
Паша попадает в команду по отстрелу животных. И вот он со своими двумя товарищами, ходит по пригороду Припяти с МОСИНКАМИ на перевес. Другого оружия у тупых советских орков в принципе же не было.
Оставленные бегущим населением внутри 30‑километровой зоны собаки и кошки стали сами по себе представлять опасность для здоровья — советское Министерство сельского хозяйства опасалось вспышек бешенства и чумы. Встреча с оголодавшими и отчаявшимися брошенными животными с безнадежно облученным мехом сейчас была небезопасна для людей.
Украинское Министерство внутренних дел обратилось за помощью к республиканскому Обществу охотников и рыболовов, призвав 20 групп местных жителей распределить между собой загрязненную территорию и начать ликвидацию всех брошенных животных, каких они встретят. Каждая группа должна состоять из 10–12 охотников, сопровождаемых двумя санитарными инспекторами, милиционером и самосвалом с водителем. Четыре механических экскаватора должны были рыть ямы для захоронения мертвых животных. Теперь тишину полесских равнин нарушали выстрелы: добровольцы-охотники преследовали своих жертв в зоне отчуждения. Ну а тут у нас трое с мосинками ходит, кошек и собак отстреливает. Да еще троица как в фильмах ужасов еще и разделяется. Я думал что на Пашу пока он один напрыгнет кровосос, но нет, этого к сожалению не случилось.
Вместо кровососа на Пашу налетает Боча и начинает на него бочку катить, вот подстрелил ты песика, но не убил, так добей же срази и не заставляй его мучится. И вот уже наша троица сидит отдыхает, закусывает и водку бухает. Бачо начинает нам рассказывать про ужасы Афганистана, куда злобные советские орки вторглись. Только вот советские солдаты оказались в Афганистане по приглашению правительства Афганистана и нахоились там в течении десяти лет, выполнив в основном свою задачу. Самое смешное что сами американцы в Афганистан вторглись без приглашения, проторчали там целых ДВАДЦАТЬ лет и убрались оттуда оставив посоле себя хаос и разрушения.
Ну а нас уже переносят в сентябрь 1986 года, один дистанционный луноход на крыше, скидывает вниз обломки. На грузовике на станцию привозят немецкого робота. При помощи вертолета робота опускают на крышу. Робота включают и он тут же выходит из строя. Щербина в ярости берет телефон: А потом позвонил Крокодил И со слезами просил: — Мой милый, хороший, Пришли мне калоши, И мне, и жене, и Тотоше. А то эти калоши уже не работают. В ярости кричит Щербина и бьет трубкой телефона по столу, после чего разбивает телефон вдребезги.
В сериале вскользь упоминаются советский аппарат СТР и робот из ФРГ, которые сразу выходят из строя. После этого Легасов в бытовке под водочку заявляет: машины не справятся, работать могут только «биороботы» — то есть люди. Однако именно Чернобыль дал мощнейший толчок развитию отечественной экстремальной робототехники, рассказал Евгений Иванович Юревич. На момент аварии 26 апреля 1986 года Юревич — директор и главный конструктор Центрального научно-исследовательского института робототехники и технической кибернетики (ЦНИИ РТК). Он почти сразу вылетел на место аварии, чтобы изучить обстановку, и утверждает, что в фильме нарушена хронология: в картине сначала появляется отечественный луноход, затем упоминается немецкий робот.
По воспоминаниям ученого, в реальности сперва были закуплены два немецких робота-манипулятора MF-2 и MF-3. Оба не выдержали излучения. По сценарию, СССР скрыл от ФРГ реальный уровень излучения и запросил машины, выдерживающие 2000 рентген/час, тогда как по факту излучение было в десятки раз выше. Но Сергей Половко, на тот момент начальник отдела систем управления ЦНИИ РТК и один из ликвидаторов, называет это фантазией режиссера: MF-2 и MF-3 не были рассчитаны даже на 200 Р/ч, потому что создавались не для работы на АЭС. Уже через несколько дней к работе был привлечен ЦНИИ РТК, главный в СССР центр робототехники. Он получил задание: до 15 июня 1986 года разработать и поставить на ЧАЭС подходящие машины.
Находившийся на месте аварии Юревич передавал с ЧАЭС информацию для разработки роботов, а ЦНИИ РТК работал «в режиме военного времени» — круглосуточно. На тот момент штат организации составлял более 1000 человек. «Мы работали вместе с военными, поднимались на крышу реактора, спускались в шахты. У каждого был личный дозиметр. Если он показывал максимальную допустимую дозу, нас отправляли домой», — рассказывает Евгений Юревич.
Институт смог создать и запустить первые модели по разведке и очистке территории ЧАЭС уже в июне 1986 года. Сначала ЦНИИ РТК создал для Чернобыля колесного робота-разведчика РР-1, который помог оценить уровень радиации и количество отходов там, куда людям был закрыт доступ. Его данные позволили скорректировать стратегию: предполагалось, что роботы-подборщики манипуляторами будут собирать отдельные радиоактивные объекты и грузить их в транспортного робота. Но выяснилось, что нужно очищать большие сильно загрязненные площади, в основном на крышах зданий. Разумнее было сбрасывать мусор в провал на месте взрыва. Для этого манипуляторы неэффективны, нужны были тяжелые роботы-бульдозеры.
Такие роботы имели примитивную, но максимально надежную конструкцию и мощную защиту от радиации. Частью из них дистанционно управляли по кабелю, остальные были радиоуправляемыми. В июне 1986 года первый робот-бульдозер ТР-А1 прибыл на место аварии. Выглядел он совсем не как высокотехнологичный андроид из фантастических фильмов, зато справлялся со своими задачами.
Постепенно к нему присоединились роботы-бульдозеры ТР-А2, ТР-Б1, ТР-Б2, ТР-Г1 и ТР-Г2. Параллельно разрабатывались новые роботы-разведчики: колесные РР-2, РР-3 и гусеничные РР-Г1 и РР-Г2.
В сериале толку от роботов нет, а Юревич отмечает, что роботы ЦНИИ РТК заменили несколько тысяч военных. Причем на участках, куда посылать людей было смертельно опасно. В течение двух месяцев ЦНИИ РТК разработал, изготовил и отправил на станцию 15 роботов различного назначения. Для создания чернобыльских роботов-ликвидаторов к проекту были подключены более 40 производственных предприятий.
Ну а тут Легасов говорит что надо использовать биороботов, то есть людей для очистки крыши от обломков. Да люди выполняли такие работы. Солдаты вручную готовили средства индивидуальной защиты. Для защиты спинного мозга вырезали из свинца пластины толщиной 3 мм, делали также свинцовые трусы. Для защиты затылочной части головы изготовили свинцовые экраны наподобие армейской каски; для защиты кожи лица и глаз — щитки из оргстекла толщиной 5 мм для защиты ног, свинцовые стельки в бахилы, для защиты органов дыхания использовали респираторы, для защиты рук — просвинцованные рукавицы. В таких доспехах весом 25-30 кг солдат походил на робота. Первыми в зоны входили разведчики, всякий раз уточняя меняющуюся радиационную обстановку. Особые обязанности возлагались на выводного и маршрутного офицеров. Выводной нёс персональную ответственность за точность соблюдения времени работ. Он лично подавал команду «Вперёд!» и запускал секундомер, он же давал команду на прекращение работ, включая сирену. В руках этого офицера была жизнь солдат — малейшая неточность могла иметь трагические последствия. Не меньшая ответственность возлагалась и на маршрутных офицеров. Сначала дозиметристы водили их в особо опасные зоны, после чего маршрутный офицер мог выводить свою команду в зону работ. Обычно маршрутный офицер выводил 10-15 команд солдат, и его дозовая нагрузка становилась предельной, то есть достигала 20 рентген.
И вот на старте офицер запустил секундомер, и первая пятёрка бойцов приступила к удалению радиоактивных материалов. Работали не более двух минут. Наконец секундомер замер и прозвучала сирена. Пятёрка воинов во главе с комбатом мигом покинула зону через провал в стене блока и последовала на командный пункт. Здесь дозиметрист и военврач сняли показания дозиметров и объявили персонально каждому полученную им дозу облучения. Дозы у первой пятёрки не превышали 10 рентген.
2 октября 1986 года операции по удалению высокорадиоактивных элементов были успешно завершены. Всего в развал взорвавшегося энергоблока было сброшено около 200 тонн ядерного горючего, радиоактивного графита и других продуктов взрыва. Затем были развёрнуты трубопроводы и с помощью гидромониторов смыты все оставшиеся мелкие фракции. Специальная комиссия обследовала район проведённых работ, после чего на 150-метровой высоте главной вентиляционной трубы был поднят красный флаг в знак победы человека над радиацией.
Кстати вот что писал про дезинфекцию и очистку крыш сам академик Легасов:
Конечно дезактивация помещений первого и второго блока при подготовке к пуску – это также армейские части – они приняли самое активное участие. Дезактивация внутренних помещений, уборка территории, уборка крыш, проводились чрезвычайно активно и в непростых условиях с соблюдением таких требований, чтобы не один из участвующих в этой работе солдат или офицер не получил дозовой нагрузки, превышающей первоначально 25 бэр. Потом эта доза была снижена и в общем и в целом. Это наблюдалось и выполнялось. Хотя, конечно, были и досадные такие и смешные и горькие случаи, которые мне приходилось наблюдать своими глазами.
К числу таких досадных случаев относилась, например ситуация при которой, скажем группа работающих солдат имела только у своего начальника старшины или офицера единственный дозиметрический прибор и количество дозовых нагрузок, которые получал тот или иной солдат определялась его командиром. Это были не частые, а редкие случаи, но они были. Когда командир, хорошо работающему солдату ставил больше дозовых нагрузок, как стимул, что-ли к работе и как возможность быстрее закончить пребывание в этой зоне, а плохо работающему ставил меньше дозовые нагрузки. Но когда удавалось вот такие случаи наблюдать. Устраивался скандал. Все, конечно, менялось, но такие случаи, к сожалению, были.
Мне ни разу не удавалось быть свидетелем какого-то случая, когда призванные в СА специалисты или просто любые граждане СССР как-то пытались монтировать свои работы или чувствовали себя насильственно привлеченными к трудным и опасным работам. Может такие случаи где-то были, но мне их ни разу наблюдать не удалось. Наоборот, мне самому приходилось несколько раз выходить на довольно опасные участки 4-го блока для того чтобы уточнить данные разведки или для того чтобы представить себе возможный фронт работ для тех или иных операций и в помощь всегда приходилось брать солдат. Всегда я спрашивал, когда мне приводили какую-то группу солдат, я объяснял условия в которых они будут работать и спрашивал, что я хотел бы только с теми, кто добровольно может помогать мне идти на работу и ни разу не было случаев, а число таких случаев было велико, когда кто ни будь, как это говориться, остался в строю а не сделал шаг вперед.
Ну а нас временно переключают на охотничью команду, которая бродит по окрестностям и ведет отстрел несчастных бобиков. В одной из брошенных квартир он находит собаку с кучей щенят и убить их не может. Тогда Бачо отправляет его наружу. Из квартеты раздаются глухие выстрелы. Опечаленная троица приезжает на место где будет производится захоронение несчастных животин, которых злобная советская власть заставляла отстреливать. Трупы животных сбрасывают в яму а потом заливают бетоном.
И вот нам показывают как офицер проводит инструктаж, солдаты в самодельной защитной экипировке начинают выходить на крыши для расчистки завалов. Одна группа что на работала на крыше выбегает, другая готовится на полторы минуты забегать, старший инструктирует, быстро забегаете, выполняете работу, по звуку рельса бежите назад а после этого идете на санитарную обработку.
Солдатики под счетчик Гейгера начинают с крыши лопатами скидывать обломки. Затем по сигналу бегут обратно, один солдат при этом падает, повреждает сапог и на выходе старший ему говорит что на этом с солдатиком все. Ну нас уже переносят в Киев, где зимой сия на скамейке Людмила Игнатенко чувствует что ей уже пора рожать. Ну а нас переносят на этот раз в Припять, куда приехала уже надоевшая Ульяна Хамюк.
Наконец, ключевая сцена,причина аварии на ЧАЭС. Легасов, Щербин с выдуманным персонажем общаются на обшарпанной лестничной клетке о причинах катастрофы. Суть разговора сводится к тому, что о возможности взрыва знали и понимали, но намеренно скрыли, потому что «Но ведь нельзя было сомневаться в превосходстве советской ядерной промышленности. В КГБ это засекретили как гостайну».
А вот что писал Легасов о причинах катастрофы:
«Важно показать, что задержка, примерно 10ти летняя, с развитием атомной энергетики в Советском Союзе — она явилась первой причиной Чернобыльской аварии: «первой ласточкой»; первым, таким, «звоночком»…. Почему? Да потому, что когда уже в 60х годах стало ясно, что развивать промышленность в Европейской части и обеспечить её электроэнергией на органических источниках и дорого, и практически просто невозможно, и что нужно вводить ядерные источники в эксплуатацию, то делать это пришлось самым, таким,- быстрым темпом. Поэтому возникло некоторое естественное желание: затраты на развитие ядерной энергетики, при таких быстрых темпах, ну както миминизировать. И вот, в этот момент, была совершена основная принципиальная философская ошибка в подходе нашем к обеспечению безопасности. Всякий подход к обеспечению ядерной безопасности и подход к обеспечению, технологически сложного и потенциально опасного, объекта — должен состоять из трех элементов: 1. сделать сам объект, скажем, ядерный реактор — максимально, максимально безопасным; 2. сделать эксплуатацию этого объекта максимально надежной и максимально безопасной, но слово «максимально», и в том, и в другом случае, никогда не может означать 100процентную надежность, никогда не может в ней оборудование работать на 100процентных условиях заданных проектом и исключить полностью человеческие, не преднамеренные, а может быть, даже, преднамеренные ошибки,- то же невозможно. И, в силу того, что вот этот, максимально безопасный реактор. и максимально безопасная эксплуатация, не 100процентная всегда бывает — философия безопасности требует обязательного введения 3го элемента. 3. Элемента, который допускает, что всё таки авария произойдет. И радиоактивность, или другое опасное вещество, за пределы аппарата выйдет. И, вот на этот случай, обязательным элементом является — упаковка опасного объекта в такое устройство, которое локализовало бы аварию, которая, хотя и с малой вероятностью, но все таки произойдет. Упаковала бы в то, что называется контеймент (может быть и подземный вариант, и другие возможные инженерные варианты), но, что самое обязательное для надежности — нужно иметь такую систему, которая не зависела бы от географических мест расположения и, при маловероятных, но возможных, неприятностях — эти неприятности, ну, как в случае с авариями на шахтах: только внутри самой шахты, не распространяясь на окружающую среду. Вот это третий элемент. Вот в советской атомной энергетике именно изза того, что темп, изза потерянных 10 лет, должен был быть достаточно высоким,- вот третий элемент, с моей точки зрения, преступно был проигнорирован. Справедливости ради надо сказать, что многие специалисты Советского Союза выступали, и очень активно выступали, с позиции протестующих против сооружения атомных станций без контейментов. Ну, в частности, членкорреспондент АН СССР Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, свою докторскую диссертацию, а затем и книгу, по мотивам этой докторской диссертации выпустил, в которой доказывал, всеми доступными ему в то время способами и средствами, необходимость сооружения таких контейментов. Однако, эта точка зрения специалистов во внимание принята не была. Есть к этому еще одно определенное обстоятельство. Это то, что атомная энергетика в Советском Союзе выростала не из сферы энергетики, а она вырастала, как бы, из атомной промышленности: в которой был и действовал высоко подготовленный и высоко дисциплинированный персонал; где действовала специальная военная приемка каждого элемента оборудования,- и поэтому: надежность там, в этой сфере атомной промышленности, надежность, как с точки зрения оборудования, как с точки зрения персонала, владеющего станцией,- была достаточно высокой и опыт 15-20летний, который накопила эта отрасль народного хозяйства, он свидетельствовал: что при грамотной, надёжной, точной эксплуатации атомных объектов, технических средств обеспечения безопасности и воспитание персонала, достаточно для того, что бы какихто аварий, с выходом радиоактивности наружу, крупных,- не происходило, по крайней мере, на самих станциях. Не было учтено, что при выходе атомных объектов из ограниченной отрасли промышленности на широкий простор, который представляет из себя атомная энергетика уже такого мирного назначения, условия существенно меняется и просто само число атомных станций, постоянно повышающееся, просто, из самых простых вероятностных соображений,- увеличивает риск возникновения ошибок в действиях персонала или сбоев в работе тех или иных технических устройств.»
«Что касается реактора РБМК. Вы знаете, у нас этот реактор, в кругах реакторщиков, считался реактором плохим. Вот Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО неоднократно его критиковал. Но плохим этот реактор считался всетаки не по соображениям безопасности. С точки зрения безопасности он даже скорее выделялся (так при обсуждении, как я их понимал) в лучшую сторону. Он считался плохим по экономическим соображениям,- вопервых; по большему расходу топлива, по большим капитальным затратам; по неиндустриальной основе его сооружения. Беспокоило то что это некоторая, выделенная, советская линия развития. Но, действительно, по аппаратам водоводяным, корпусным, накапливался все больший и больший мировой опыт, которым можно было обмениваться: опытом эксплуатации; использованными техническими решениями; программным обеспечением (както можно было обмениваться, приспосабливаться к этому). А, что касается реакторов РБМК,- то весь опыт был наш отечественный, но и конечно, если брать накопленную статистику, то статистика по эксплуатации реакторов РМБКа была наименьшей, если сравнивать ее с аппаратом ВВЭР. Вот это, конечно, так же беспокоило… Уже первый пуск этого реактора на первом блоке РБМК на Ленинградской АЭС показал, к тому же, что такая протяженная активная зона, в том исполнении, в котором она была сделана,- она является довольно сложной для оператора… Но, кроме этого, и внутри этого аппарата были допущены, по крайней мере, три крупных конструкторских просчета: Первый конструкторский просчет заключался в том, что как требовали международные стандарты и как требует, в общемто говоря, здравый смысл — систем аварийной защиты должно быть, по крайней мере,- две. Причем, одна из систем аварийной защиты, должна быть основана на других физических принципах, чем первая и, что еще более важно, с моей точки зрения: одна из двух защит должна работать независимо от оператора. Значит, скажем: -одной системой защиты — аварийной — должен управлять оператор: автоматически, полуавтоматически, вручную,- это зависит от режима; -а вторая система аварийной защиты — должна независимо работать (при любом состоянии оператора) только на превышение параметров, скажем: нейтронных потоков, мощности, температуры и т д. и т д. и должна автоматически останавливать реактор. Вот реактор РБМК — не был снабжен такой второй, независимой от действий оператора, невключенной в систему управления, защитой. Это, в общемто говоря, крупная ошибка и, скажем, если бы её не было — Чернобыльской аварии не было. И, наконец, третья конструкторская ошибка, которую даже трудно объяснить, заключалась в том, что системы аварийных защит, которых было достаточно большое количество, они были доступны персоналу станции. Вот, скажем не было специальных шифров, на здваивание, скажем, систем отключения защиты, когда бы, скажем, защита могла быть отключена только по двойной, а то, может и тройной команде: -поворот ключа оператором; -дублирующий поворот ключа, скажем начальником смены станции; -и, может быть, даже, какаято: особо ответственная защита, дублирующий поворот ключа начальником станции, главным инженером или его заместителем. Вот таких технических средств и технических устройств, которые, в общемто, работают во многих армейских устройствах, на ракетных комплексах, в ядерном оружии используются,- вот этого ничего не было использовано. Это, конечно, представляется удивительным и странным. Как я уже сказал, аппарат РБМК не прост в управлении, в силу того, что в нем довольно часто возникают принципиально возможные неустойчивости в режиме работы аппарата и, следовательно, тем более важны были бы тренажеры при каждом аппарате РБМК, которые позволяли бы постоянно тренировать персонал на правильное поведение в условиях тех или иных отклонений в работе аппарата от нормы. Однако, именно для этих аппаратов, тренажеров, собственно говоря, и не было.»
«Причем, это не просто изза того, что там какихто знаний не было. Знания были, специалисты, правда не единодушные, потому, что в том же нашем Курчатовском Институте автор самой разработки — профессор ФЕЙНБЕРГ Савелий Мойсеевич, ныне скончавшийся, он выступал за возможность такого реактора без колпака, именно реактор типа РБМК (реактор большой мощности канальный).»
Наконец то работы по очистке крыши от радиоактивных обломков закончены. Над зданием ЧАЭС поджимают Красный флаг, офицер благодарит солдат за выполненную работу. У Людмилы Игнатенко из за того что она долгое время подвергалась облучению находясь рядом с мужем случается выкидыш. Четвертая серия на этом заканчивается
Продолжение следует.....
При написании этой статьи использовались скриншоты сделанные мною при просмотре этого сериала .
И не забывайте ставить «лайки» и писать комментарии, это продвигает канал! Так же не забывайте на канал подписываться.