Есть ли в России место для вора в законе №1? «Философия — жить криминалом».
Криминальный авторитет Шакро Молодой вышел из колонии на два года раньше срока
Захарий Калашов, известный также как Шакро Молодой
Сергей Савостьянов/ТАСС
Из колонии в Краснодарском крае вышел Захарий Калашов, известный как Шакро Молодой. Его называют вором в законе №1 и пророчат криминальному авторитету место патриарха преступного мира России. Правда, по словам экспертов, такой «должности» уже давно нет, как нет и существовавшего ранее воровского мира. Как менялись законники и их принципы, «Газете.Ru» рассказали специалист по уголовно-арестантской культуре и экс-оперативник.
В своей работе «Уголовная Россия» писатель и правозащитник Валерий Чалидзе сравнивал воровские объединения с рабочими артелями. По сути их руководители выполняли похожие функции: вели «хозяйство», заключали сделки и следили за порядком в коллективе.
Поэтому выбор лидера обуславливался его организаторскими способностями и честностью. Коллеги по цеху не боялись доверить ему «общак». Отсюда пошла одна из самых известных, и ныне забытых, черт вора в законе — пренебрежение к личному богатству.
«Воровские понятия», или кодекс, возникли как один из инструментов для работы этой экономической ячейки.
Так, ключевым отличием криминальной артели от рабочей была закрытость, а в силу этого — прочность связей. По этой причине воры не распространялись о своей деятельности, не уходили на пенсию. Отсюда же и запрет сотрудничать с государственной властью. В первую очередь подразумевалось, что вор не может сдавать сообщников и писать доносы, но в зависимости от ситуации перечень «требований» к ним расширялся. Так было и в начале XX века.
«До революции никому не было дела, служил ли человек в армии. Эта идея появилась, когда в лагеря стали попадать те, кто был близок белому движению, — рассказал специалист по уголовно-арестантской культуре Александр Сидоров. — Но в кодекс она вошла не по идейным соображениям, а так как имела для воров практический смысл. Тот, кто служил в армии, мог стать их врагом. Условно, его поставят охранять склад, который они захотят «подломить», и он должен стрелять».
Такой же прагматичный подход был и к семье. Отказ от нее означал, что у следствия будет меньше возможностей для давления.
«Философия воров заключалась в том, чтобы жить только криминальной жизнью. Они воруют, садятся, пополняют ряды единомышленников, чтобы, в свою очередь, пополнять общак, и так по кругу», — объяснил экс-оперативник РУОП (регионального управления по борьбе с организованной преступностью) МВД России по Москве Михаил Игнатов.
Первый переломный момент в воровском мире произошел в Великую Отечественную войну, когда часть авторитетов была мобилизована на фронт.
«Они имели «стартовый капитал» — ценности, награбленные в Европе, и могли бы начать новую жизнь, но, не приученные к труду, очень скоро все пропили и промотали», — сообщил Сидоров.
Вновь оказавшись в местах лишения свободы, воры столкнулись с неприятием бывших «коллег по цеху». Многие сочли их поступок изменой понятиям, окрестив «суками».
Администрация тюрем воспользовалась этим, чтобы «сократить криминалитет»: осужденные просто истребляли сами себя. Когда ситуация достигла пугающих масштабов и стала сказываться на производстве, стычки остановили.
В приоритетном положении оказались бывшие фронтовики, многие из которых были готовы отказаться от «старых понятий». Как минимум, они соглашались работать. Причем допускали это как в лагере, так и на воле. Ряд воров в законе, добровольно или принудительно, приняли новую философию.
«Та же банда Монгола (советского вора в законе Геннадия Карькова. — «Газета.Ru») была одной из первых, для которых материальные блага стали нормой, — вспоминает Игнатов. — У них были дома, были семьи, пусть и неофициальные. Конечно, они не стремились в тюрьму, у них появилось, что терять».
На всесоюзных воровских сходках 1969-го и 70-го годов произошло окончательное разделение. В стране сформировалось экономическое движение цеховиков (занимались подпольным производствам товара), во главе которого зачастую стояло партийное руководство и силовики.
В 1982-м году на всесоюзной сходке в Тбилиси грузинские воры в законе даже предложили «коллегам» активно заняться политикой, что раньше считалось недопустимым. Как отмечал доктор социологических наук Вадим Волков, они считали, что через коррумпированную номенклатуру смогут быстрее реализовывать свои интересы. «Новые воры» видели, куда перетекали деньги, и следовали за ними.
Славянские законники такой уход от традиций первое время не одобряли, и, несмотря на численное преимущество, постепенно стали терять позиции. Кавказские криминальные авторитеты, напротив, быстро богатели, захватывали рынки, в том числе интим-услуг и наркотиков, а вместе с ними — денежные потоки.
«У группировок чаще всего был курирующий вор в законе, который на сходке мог отстоять интересы той или иной ОПГ, — пояснил Игнатов. — Вместе они брали на свое обеспечение конкретные зоны и полностью их «грели» (организовывали в места лишения свободы нелегальные поставки. — «Газета.Ru»)».
Руками тех же группировок законники организовывали покушения, причем на таких же воров. И если раньше убийство такого криминального авторитета позволялось только за провинность и по «коллективному» решению, то теперь это стало стандартным приемом в борьбе с конкурентами.
«Воры уже не были «государством внутри государства», со своими порядками и экономикой, они просто влились в систему и постепенно превратились в мафиозные группировки, воюющие между собой внутри нее,— описал Сидоров. — В одном регионе могут короновать вора, а в другом его не признают. У каждого есть свои деловые отношения и свои проблемы».
«Понятия» перестали быть одним из элементов, который удерживал вместе «артель», и превратились в формальность и дань памяти. Снизить привлекательность воровского пути в России попытались и законодательно. В 2019-м в УК РФ ввели новую статью о занятии высшего положения в преступной иерархии — 210.1. По ней предусмотрено до 15 лет лишения свободы.
В 2020-м стали бороться и с «тюремной романтикой», признав субкультуру АУЕ (организация запрещена в России) экстремистской. Аббревиатура расшифровывается как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное сообщество». В судебном заседании было установлено, что АУЕ является молодежным движением, участники которого совершали экстремистские правонарушения и устраивали массовые беспорядки.
«У Шакро Молодого, как и у других, есть свои интересы и сторонники, но я не верю, что он сможет стать главным, — заявил Сидоров. — Экономика изменилась, изменился и воровской мир. А значит вора, который бы объединил всех, нет и быть не может».
Лучшего всего свой статус в современном криминальном мире описал сам Калашов еще в 2014-м году, беседуя с сотрудниками МВД:
— Вором себя считаете? Криминальным авторитетом?
— Не я считаю, люди считают.
Захарий Калашов, известный также как Шакро Молодой
Сергей Савостьянов/ТАСС
Из колонии в Краснодарском крае вышел Захарий Калашов, известный как Шакро Молодой. Его называют вором в законе №1 и пророчат криминальному авторитету место патриарха преступного мира России. Правда, по словам экспертов, такой «должности» уже давно нет, как нет и существовавшего ранее воровского мира. Как менялись законники и их принципы, «Газете.Ru» рассказали специалист по уголовно-арестантской культуре и экс-оперативник.
Из практических соображений
Версий о появлении воров в законе/законников — множество. Часть исследователей называет их последователями «иванов» и «бродяг» — профессиональных уголовников, которые были еще в царской России.В своей работе «Уголовная Россия» писатель и правозащитник Валерий Чалидзе сравнивал воровские объединения с рабочими артелями. По сути их руководители выполняли похожие функции: вели «хозяйство», заключали сделки и следили за порядком в коллективе.
Поэтому выбор лидера обуславливался его организаторскими способностями и честностью. Коллеги по цеху не боялись доверить ему «общак». Отсюда пошла одна из самых известных, и ныне забытых, черт вора в законе — пренебрежение к личному богатству.
«Воровские понятия», или кодекс, возникли как один из инструментов для работы этой экономической ячейки.
Так, ключевым отличием криминальной артели от рабочей была закрытость, а в силу этого — прочность связей. По этой причине воры не распространялись о своей деятельности, не уходили на пенсию. Отсюда же и запрет сотрудничать с государственной властью. В первую очередь подразумевалось, что вор не может сдавать сообщников и писать доносы, но в зависимости от ситуации перечень «требований» к ним расширялся. Так было и в начале XX века.
«До революции никому не было дела, служил ли человек в армии. Эта идея появилась, когда в лагеря стали попадать те, кто был близок белому движению, — рассказал специалист по уголовно-арестантской культуре Александр Сидоров. — Но в кодекс она вошла не по идейным соображениям, а так как имела для воров практический смысл. Тот, кто служил в армии, мог стать их врагом. Условно, его поставят охранять склад, который они захотят «подломить», и он должен стрелять».
Такой же прагматичный подход был и к семье. Отказ от нее означал, что у следствия будет меньше возможностей для давления.
«Философия воров заключалась в том, чтобы жить только криминальной жизнью. Они воруют, садятся, пополняют ряды единомышленников, чтобы, в свою очередь, пополнять общак, и так по кругу», — объяснил экс-оперативник РУОП (регионального управления по борьбе с организованной преступностью) МВД России по Москве Михаил Игнатов.
Первый переломный момент в воровском мире произошел в Великую Отечественную войну, когда часть авторитетов была мобилизована на фронт.
Новая философия
Многие из тех, кто прошел войну и выжил, попали под «социальную реабилитацию» и оказались на воле. Правда, привыкнуть к ней смогли не все.«Они имели «стартовый капитал» — ценности, награбленные в Европе, и могли бы начать новую жизнь, но, не приученные к труду, очень скоро все пропили и промотали», — сообщил Сидоров.
Вновь оказавшись в местах лишения свободы, воры столкнулись с неприятием бывших «коллег по цеху». Многие сочли их поступок изменой понятиям, окрестив «суками».
Администрация тюрем воспользовалась этим, чтобы «сократить криминалитет»: осужденные просто истребляли сами себя. Когда ситуация достигла пугающих масштабов и стала сказываться на производстве, стычки остановили.
В приоритетном положении оказались бывшие фронтовики, многие из которых были готовы отказаться от «старых понятий». Как минимум, они соглашались работать. Причем допускали это как в лагере, так и на воле. Ряд воров в законе, добровольно или принудительно, приняли новую философию.
«Появилось, что терять»
К 70-м ушло и «бродяжничество» — криминальные авторитеты все чаще имели хороший дом и заводили детей.«Та же банда Монгола (советского вора в законе Геннадия Карькова. — «Газета.Ru») была одной из первых, для которых материальные блага стали нормой, — вспоминает Игнатов. — У них были дома, были семьи, пусть и неофициальные. Конечно, они не стремились в тюрьму, у них появилось, что терять».
На всесоюзных воровских сходках 1969-го и 70-го годов произошло окончательное разделение. В стране сформировалось экономическое движение цеховиков (занимались подпольным производствам товара), во главе которого зачастую стояло партийное руководство и силовики.
В 1982-м году на всесоюзной сходке в Тбилиси грузинские воры в законе даже предложили «коллегам» активно заняться политикой, что раньше считалось недопустимым. Как отмечал доктор социологических наук Вадим Волков, они считали, что через коррумпированную номенклатуру смогут быстрее реализовывать свои интересы. «Новые воры» видели, куда перетекали деньги, и следовали за ними.
Славянские законники такой уход от традиций первое время не одобряли, и, несмотря на численное преимущество, постепенно стали терять позиции. Кавказские криминальные авторитеты, напротив, быстро богатели, захватывали рынки, в том числе интим-услуг и наркотиков, а вместе с ними — денежные потоки.
«Группы внутри системы»
В 90-е у воров появились новые конкуренты, ОПГ (организованная преступная группа, заранее объединившихся для совершения преступлений). Противостояние закончилось очередным компромиссом.«У группировок чаще всего был курирующий вор в законе, который на сходке мог отстоять интересы той или иной ОПГ, — пояснил Игнатов. — Вместе они брали на свое обеспечение конкретные зоны и полностью их «грели» (организовывали в места лишения свободы нелегальные поставки. — «Газета.Ru»)».
Руками тех же группировок законники организовывали покушения, причем на таких же воров. И если раньше убийство такого криминального авторитета позволялось только за провинность и по «коллективному» решению, то теперь это стало стандартным приемом в борьбе с конкурентами.
«Воры уже не были «государством внутри государства», со своими порядками и экономикой, они просто влились в систему и постепенно превратились в мафиозные группировки, воюющие между собой внутри нее,— описал Сидоров. — В одном регионе могут короновать вора, а в другом его не признают. У каждого есть свои деловые отношения и свои проблемы».
«Понятия» перестали быть одним из элементов, который удерживал вместе «артель», и превратились в формальность и дань памяти. Снизить привлекательность воровского пути в России попытались и законодательно. В 2019-м в УК РФ ввели новую статью о занятии высшего положения в преступной иерархии — 210.1. По ней предусмотрено до 15 лет лишения свободы.
В 2020-м стали бороться и с «тюремной романтикой», признав субкультуру АУЕ (организация запрещена в России) экстремистской. Аббревиатура расшифровывается как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное сообщество». В судебном заседании было установлено, что АУЕ является молодежным движением, участники которого совершали экстремистские правонарушения и устраивали массовые беспорядки.
«У Шакро Молодого, как и у других, есть свои интересы и сторонники, но я не верю, что он сможет стать главным, — заявил Сидоров. — Экономика изменилась, изменился и воровской мир. А значит вора, который бы объединил всех, нет и быть не может».
Лучшего всего свой статус в современном криминальном мире описал сам Калашов еще в 2014-м году, беседуя с сотрудниками МВД:
— Вором себя считаете? Криминальным авторитетом?
— Не я считаю, люди считают.
