Зло слов: краткая история оскорблений и ругательств
Сейчас очень популярно оскорбляться — на мысли, жесты, слова. Особенно на слова. Жить в страшно оскорбленном мире не слишком интересно, зато интересно, как это все начиналось.
— Иди своим путем, душевнобольной недоносок, — сказал я и поднял руку благословляющим жестом. Он не последовал моему призыву.
— Попроси, чтобы тебе мозги бетоном залили, заплесневелый павиан! — лаял он.
Я ответил ему «плоскостопым выродком». Он обозвал меня завшивевшим попугаем, а я его — безработным мойщиком трупов. Тогда он почти с уважением охарактеризовал меня: «Коровья голова, разъедаемая раком». А я, чтобы уж покончить, кинул: «Бродячее кладбище бифштексов». Его лицо внезапно прояснилось.
— Бродячее кладбище бифштексов? Отлично, — сказал он. — Этого я еще не знал, включаю в свой репертуар. Пока!.. — Он приподнял шляпу, и мы расстались, преисполненные уважения друг к другу.
Эрих Мария Ремарк. Три товарища
Слово «брань» имеет два значения: его можно понять и как «битва», и как «ругань». То есть мы всегда рассматривали оскорбления как один из элементов, один из этапов сражения. Враги разят друг друга дубинами и отборным матом — что может быть естественнее для нашего вида? Эту картину с равным успехом можно было наблюдать и сто тысяч лет назад перед родовой пещерой, и вчера вечером на встрече футбольных фанатов.
Зачем мы ругаемся
Оскорбления в конфликте выполняют много важных функций:
1 Дают соперникам время оглядеть друг друга и прикинуть баланс сил и накал страстей, после чего каждый примет решение — кидаться вперед или, в последний раз взвизгнув «Сам козел!», удрать подальше.
2 Помогают изжить приступ агрессии, редуцировав физическое насилие в слова. Лучше всего это работает, когда соперник слишком слабая или слишком сильная цель: в первом случае ругаются громко и с аппетитом, во втором — в сторону и сквозь зубы.
3 Провоцируют нападение, если, например, нет уверенности, что можешь догнать врага, и надо подманить его поближе.
4 Вызывают у противника ярость, чтобы он потерял контроль над собой и хуже владел ситуацией.
5 Позволяют прийти в состояние священного гнева, необходимого для схватки.
И так далее.
Советский лингвист Владимир Жельвис, однако, еще полвека назад назвал 27 причин, по которым люди сквернословят, и больше двадцати причин, никакого отношения к конфликтам не имеющих.
Часть из них — это разнообразные магические ритуалы. Табуированные, запретные слова во множестве культур считаются своего рода заклинаниями, позволяющими взрезать завесу над миром духов. До сих пор в цыганских заговорах можно услышать великое множество мата, а служители церкви — и православной, и католической — регулярно выступают с сообщениями на тему «Как матерная ругань бесов привлекает».
А еще оскорбления и нецензурщина, согласно Жельвису, являются проверкой на дружеские отношения. Работает это примерно так: «Я настолько тебе доверяю, что точно знаю: что бы я ни сделал, это не вызовет твоей агрессии, ведь ты, в свою очередь, доверяешь мне. Поэтому я спокойно говорю тебе «Болван ты, братец», не ожидая ни сломанного носа, ни вызова на дуэль, а лишь дружеского отклика «От болвана слышу». Раньше это называлось «амикошонство» — «дружеское свинство», сейчас термин ушел в прошлое, но принцип остался. Когда мы среди своих, мы ослабляем галстуки и распускаем языки.
Кроме того, при помощи оскорбительных слов мы:
▶ Демонстративно признаем свою вину или слабость, снижая гнев оппонента.
Пример: «Прости меня, дурака! Я негодяй, я подлец, скотина законченная…»
▶ Сообщаем собеседникам, что мы на одном с ними уровне и долой иерархию.
Пример: «Хрена ли ты мне выкаешь, чай наши батьки на одном поле гадили».
▶ Вызываем смех.
Ну, тут без примера обойдемся — любой матерный анекдот вспомни.
▶ Отказываем в сакральности каким-либо объектам и явлениям, кощунствуем.
Пример: «Царь — дурак!»
▶ Снижаем пафос происходящего, разряжаем нервное напряжение.
Пример: «Не ссы, прорвемся!»
И так далее и тому подобное. Как видим, сквернословие и оскорбления — чрезвычайно важный инструмент для общения и существования в социуме, причем инструмент настолько действенный, что во всех культурах и во всех эпохах он требовал жесткого регулирования сверху.
Ругательный кодекс
По кодексу Хаммурапи за оскорбительные клеветнические слова, например, в адрес уважаемой женщины полагалось бритье головы наполовину и битье палками перед судьей.
В императорском Риме существовало три вида оскорблений. Первый вид именовался как «нападки, противоречащие добрым нравам» (convicium adversus bonos mores) — это если публично обижали кого-либо неприличными словами и грозили всяческими бедами. За это полагался не самый тяжкий штраф — примерно 25 ассов, зарплата легионера за два дня.
Второй вид назывался adtemptata puditicia, то есть «оскорбленная невинность», и обходился гораздо дороже. За грубую ругань в адрес почтенной матроны, невинной девушки или ребенка любого пола (это касалось и детей-рабов) штрафы были серьезнее на порядок, можно было и под арест попасть, и даже до ссылки дооскорбляться. Ну а за третий вид ругани легко было головы лишиться, хотя чаще дело кончалось ссылками и конфискациями. Сюда попадало кощунство в адрес богов, а также «оскорбление величия народа Рима». Согласно сохранившимся документам, так угодила в ссылку одна высокопоставленная дама, которая публично на площади пожелала Риму проиграть в ожидаемой баталии, а всем римлянам — сдохнуть побыстрее.
Древние германцы в своей «Салической правде» долго и с аппетитом расписывали, какими штрафами в пользу потерпевшего нужно облагать того, кто называл противника уродом, свиньей, грязнулей, зайцем, сыном непорядочной матери… Можно сделать вывод, что разнообразно ругаться и сладострастно друг друга штрафовать немцы любили и в V веке нашей эры. А вот на наших территориях брань очень долго не считалась преступлением. Лишь в 1550 году она впервые попала в очередной Судебник, где именуется красивым словом «лай»: «…и лаются без зазору всегда всякими укоризнами неподобными, скаредными».
Впрочем, нужно думать, что оскорбленные той поры не выстраивались в очередь с жалобами: согласно данному Судебнику, судье в таких случаях надлежало принять меры к примирению истца и ответчика, после чего с обоих взималась равная пошлина за беспокойство.
А вот уже в XVII веке, при первых Романовых, смертной казнью каралось кощунство в адрес Бога и святых. Смертной казни также подлежали все, кто говорил «поносные и непотребные слова» про царя; более того, казнить надлежало и тех, кто брань на государя слышал и не донес. Смягчение наказания произошло только при Елизавете в XVIII веке, но и после этого до самой революции за непочтительность в адрес царя и членов царской семьи можно было уехать на каторгу или в ссылку на срок до десяти лет. Впрочем, в реальности цареругатели отделывались куда легче. Например, если человек божился, что оскорблял по причине того, что был сильно выпивши, дело могло кончиться недолгим арестом.
А вот кого не стоило оскорблять в России в XIX веке, так это обычных дворян, особенно если ты сам дворянин, а тем более военный. Дуэли то запрещались, то поощрялись правительством, но в любом случае были чрезвычайно распространены, и уклониться от них было крайне затруднительно. Поводом для вызова могла стать даже совершенно беззубая насмешка (вспомним, что Лермонтов погиб за вполголоса брошенное «А вот и наш маленький горец с большим кинжалом» в адрес майора Мартынова).
Ругатели сегодняшнего дня
Ответить на вопрос, легче ли живется ругателям и оскорбителям в нашем просвещенном и вегетарианском веке, довольно сложно. Во-первых, смотря где, а во-вторых, смотря кому. В России, в принципе, неплохо. За оскорбление президента, силовиков и чиновников тут, конечно, можно попасть под крупные штрафы и даже сесть в тюрьму или отправиться на исправительные работы (см. ст. 319 УК РФ «Публичное оскорбление представителя власти»). Зато частных граждан можно изводить либо дешево, либо совершенно безнаказанно, потому что, согласно нашему правонарушительному кодексу, оскорбление считается оскорблением только тогда, когда оно «выражено в неприличной или иной противоречащей общепринятым нормам морали и нравственности форме».
Но все мы прекрасно знаем, что расчудесно можно оскорблять и вполне приличным образом.
Давай представим, что в твоем подъезде есть замечательный сосед, который при каждой встрече обзывает тебя «пузатым енотом». В XIX веке сосед, конечно, был бы поосторожнее, потому что дуэльные пистолеты еще не заржавели в твоем кабинете, да и за выбивание зубов охальнику в частной ссоре можно было получить максимум арест на несколько суток. Но в XXI веке ты совершенно беззащитен. Современные этика и юриспруденция не одобряют насилия ни в каком виде, при этом «пузатого енота» ни одна экспертиза не посчитает оскорблением, за которое соседа можно будет прижать к ногтю. Енот, увы, избыточно приличен, даже вместе с пузом. Вспомним, как сатирик Шендерович выиграл суд у депутата от ЛДПР Абельцева. Сатирик обозвал депутата «животным», и суд потом долго выяснял, на радость всем следившим за процессом, является ли депутат Абельцев животным или нет. Постановили, что депутат Абельцев, как и все приматы и представители гомо сапиенс, безусловно, является животным, а если бы даже не являлся, то ничего противоречащего нормам общественной морали в животных нет.
Поэтому законных вариантов у тебя всего два: а) терпеть и игнорировать, б) отвечать на каждого «енота» другим представителем животного и растительного царства. Есть еще, конечно, вариант переехать, но это уж совсем обидно.
Справедливо ли это?
Нет, конечно. Но это все равно лучше, чем попытки юридических систем обеспечивать тонкую, всепроникающую настройку в этой области. Когда закон и право вторгаются в каждого «дурака» и «жирдяя», кафкианских ситуаций в мире становится значительно больше, чем когда ругательства оставлены народу в неограниченное личное пользование.
Сегодня терминами «хейтспич», «микроагрессия», «риторика ненависти» и «вербальное насилие» заполнены все новостные сайты. Все больше стран выпускают популистские законы, требующие от соцсетей, СМИ, корпораций, университетов бороться с любыми оскорбительными, обидными, недостаточно политкорректными высказываниями. Германия, Израиль, часть штатов США — самые увесистые и прогрессивные пионеры в этой области. Популярные ресурсы Интернета задыхаются от безумных блокировок. Например, «Ютьюб» и «Фейсбук» давно отдали блокировки на откуп искусственному интеллекту, так как живым людям вручную невозможно следить за 3,5 миллиарда пользователей. В результате ежедневно банится огромное количество людей за самые неожиданные вещи. Наиболее восхитительными банами русскоязычных пользователей последнего времени являются, пожалуй, запрет комментария «гравитация, безжалостная ты сука!» (хейтспич в адрес гравитации), очерк о творчестве Андре Жида и упоминание укропа в рецепте салата («укропами» некоторые граждане дразнят украинцев).
В офлайне все не менее драматично. В большинстве развитых стран мира граждане уже лет пять как усвоили, что молчать лучше, чем говорить, потому что наговорить на иск о хейтспиче, буллинге и прочем сейчас легче, чем чихнуть.
Спросить у женщины, есть ли у нее дети, — это репродуктивное насилие.
Спросить у венгра, умеет ли он готовить гуляш, — это националистическая микроагрессия посредством стереотипа.
Задумавшись о своих неприятностях, рассеянно пнуть стул — это микронападение: свидетели этого ужаса могут испугаться и принять на свой счет.
Сказать «Совершенно сумасшедшая была вечеринка!» — это хейтспич, унижающий людей с психическими расстройствами.
А в Израиле не так давно вступили в силу нормы, согласно которым почти любой негативный отзыв об услуге, товаре или предприятии может рассматриваться как оскорбление и диффамация и привести к искам об упущенной выгоде. Поэтому израильтяне сейчас хором учатся писать отзывы правильно: не «Меня ужасно постригли в этой парикмахерской», а «Мне, к сожалению, не понравилась стрижка, хотя это, конечно, мое частное мнение». Рыдающие звезды, растерянные преподаватели и ошеломленные частные лица не успевают просить прощения у всех на свете за все на свете. (При этом, разумеется, существуют целые пласты общества, у которых нет денег на адвокатов и которые безмерно далеки от любой новой этики. В каком-нибудь чикагском Саутсайде микроагрессия вообще не является проблемой, так как большинство жителей там запросто пользуются макроагрессией, причем нередко с применением огнестрельного оружия.) Так что при таком выборе — «Пусть все всех оскорбляют в свое удовольствие» и «Пусть никто никому ничего обидного никогда не говорит» — первый вариант кажется пока симпатичнее. Ну походишь ты енотом пузатым, волком позорным или гнидой последней, но зато не надо будет регулярно на коленях просить прощения у всех больных дерматитом, которых ты оскорбил, случайно измазав нос кетчупом. Свобода все-таки всегда лучше, чем несвобода, пусть даже речь и идет о свободе обидных слов. Поскольку на протяжении всей своей истории человек ругался, то, может, нам это действительно надо? Все-таки 27 причин — это вам не енот начихал.
— Иди своим путем, душевнобольной недоносок, — сказал я и поднял руку благословляющим жестом. Он не последовал моему призыву.
— Попроси, чтобы тебе мозги бетоном залили, заплесневелый павиан! — лаял он.
Я ответил ему «плоскостопым выродком». Он обозвал меня завшивевшим попугаем, а я его — безработным мойщиком трупов. Тогда он почти с уважением охарактеризовал меня: «Коровья голова, разъедаемая раком». А я, чтобы уж покончить, кинул: «Бродячее кладбище бифштексов». Его лицо внезапно прояснилось.
— Бродячее кладбище бифштексов? Отлично, — сказал он. — Этого я еще не знал, включаю в свой репертуар. Пока!.. — Он приподнял шляпу, и мы расстались, преисполненные уважения друг к другу.
Эрих Мария Ремарк. Три товарища
Слово «брань» имеет два значения: его можно понять и как «битва», и как «ругань». То есть мы всегда рассматривали оскорбления как один из элементов, один из этапов сражения. Враги разят друг друга дубинами и отборным матом — что может быть естественнее для нашего вида? Эту картину с равным успехом можно было наблюдать и сто тысяч лет назад перед родовой пещерой, и вчера вечером на встрече футбольных фанатов.
Зачем мы ругаемся
Оскорбления в конфликте выполняют много важных функций:
1 Дают соперникам время оглядеть друг друга и прикинуть баланс сил и накал страстей, после чего каждый примет решение — кидаться вперед или, в последний раз взвизгнув «Сам козел!», удрать подальше.
2 Помогают изжить приступ агрессии, редуцировав физическое насилие в слова. Лучше всего это работает, когда соперник слишком слабая или слишком сильная цель: в первом случае ругаются громко и с аппетитом, во втором — в сторону и сквозь зубы.
3 Провоцируют нападение, если, например, нет уверенности, что можешь догнать врага, и надо подманить его поближе.
4 Вызывают у противника ярость, чтобы он потерял контроль над собой и хуже владел ситуацией.
5 Позволяют прийти в состояние священного гнева, необходимого для схватки.
И так далее.
Советский лингвист Владимир Жельвис, однако, еще полвека назад назвал 27 причин, по которым люди сквернословят, и больше двадцати причин, никакого отношения к конфликтам не имеющих.
Часть из них — это разнообразные магические ритуалы. Табуированные, запретные слова во множестве культур считаются своего рода заклинаниями, позволяющими взрезать завесу над миром духов. До сих пор в цыганских заговорах можно услышать великое множество мата, а служители церкви — и православной, и католической — регулярно выступают с сообщениями на тему «Как матерная ругань бесов привлекает».
А еще оскорбления и нецензурщина, согласно Жельвису, являются проверкой на дружеские отношения. Работает это примерно так: «Я настолько тебе доверяю, что точно знаю: что бы я ни сделал, это не вызовет твоей агрессии, ведь ты, в свою очередь, доверяешь мне. Поэтому я спокойно говорю тебе «Болван ты, братец», не ожидая ни сломанного носа, ни вызова на дуэль, а лишь дружеского отклика «От болвана слышу». Раньше это называлось «амикошонство» — «дружеское свинство», сейчас термин ушел в прошлое, но принцип остался. Когда мы среди своих, мы ослабляем галстуки и распускаем языки.
Кроме того, при помощи оскорбительных слов мы:
▶ Демонстративно признаем свою вину или слабость, снижая гнев оппонента.
Пример: «Прости меня, дурака! Я негодяй, я подлец, скотина законченная…»
▶ Сообщаем собеседникам, что мы на одном с ними уровне и долой иерархию.
Пример: «Хрена ли ты мне выкаешь, чай наши батьки на одном поле гадили».
▶ Вызываем смех.
Ну, тут без примера обойдемся — любой матерный анекдот вспомни.
▶ Отказываем в сакральности каким-либо объектам и явлениям, кощунствуем.
Пример: «Царь — дурак!»
▶ Снижаем пафос происходящего, разряжаем нервное напряжение.
Пример: «Не ссы, прорвемся!»
И так далее и тому подобное. Как видим, сквернословие и оскорбления — чрезвычайно важный инструмент для общения и существования в социуме, причем инструмент настолько действенный, что во всех культурах и во всех эпохах он требовал жесткого регулирования сверху.
Ругательный кодекс
По кодексу Хаммурапи за оскорбительные клеветнические слова, например, в адрес уважаемой женщины полагалось бритье головы наполовину и битье палками перед судьей.
В императорском Риме существовало три вида оскорблений. Первый вид именовался как «нападки, противоречащие добрым нравам» (convicium adversus bonos mores) — это если публично обижали кого-либо неприличными словами и грозили всяческими бедами. За это полагался не самый тяжкий штраф — примерно 25 ассов, зарплата легионера за два дня.
Второй вид назывался adtemptata puditicia, то есть «оскорбленная невинность», и обходился гораздо дороже. За грубую ругань в адрес почтенной матроны, невинной девушки или ребенка любого пола (это касалось и детей-рабов) штрафы были серьезнее на порядок, можно было и под арест попасть, и даже до ссылки дооскорбляться. Ну а за третий вид ругани легко было головы лишиться, хотя чаще дело кончалось ссылками и конфискациями. Сюда попадало кощунство в адрес богов, а также «оскорбление величия народа Рима». Согласно сохранившимся документам, так угодила в ссылку одна высокопоставленная дама, которая публично на площади пожелала Риму проиграть в ожидаемой баталии, а всем римлянам — сдохнуть побыстрее.
Древние германцы в своей «Салической правде» долго и с аппетитом расписывали, какими штрафами в пользу потерпевшего нужно облагать того, кто называл противника уродом, свиньей, грязнулей, зайцем, сыном непорядочной матери… Можно сделать вывод, что разнообразно ругаться и сладострастно друг друга штрафовать немцы любили и в V веке нашей эры. А вот на наших территориях брань очень долго не считалась преступлением. Лишь в 1550 году она впервые попала в очередной Судебник, где именуется красивым словом «лай»: «…и лаются без зазору всегда всякими укоризнами неподобными, скаредными».
Впрочем, нужно думать, что оскорбленные той поры не выстраивались в очередь с жалобами: согласно данному Судебнику, судье в таких случаях надлежало принять меры к примирению истца и ответчика, после чего с обоих взималась равная пошлина за беспокойство.
А вот уже в XVII веке, при первых Романовых, смертной казнью каралось кощунство в адрес Бога и святых. Смертной казни также подлежали все, кто говорил «поносные и непотребные слова» про царя; более того, казнить надлежало и тех, кто брань на государя слышал и не донес. Смягчение наказания произошло только при Елизавете в XVIII веке, но и после этого до самой революции за непочтительность в адрес царя и членов царской семьи можно было уехать на каторгу или в ссылку на срок до десяти лет. Впрочем, в реальности цареругатели отделывались куда легче. Например, если человек божился, что оскорблял по причине того, что был сильно выпивши, дело могло кончиться недолгим арестом.
А вот кого не стоило оскорблять в России в XIX веке, так это обычных дворян, особенно если ты сам дворянин, а тем более военный. Дуэли то запрещались, то поощрялись правительством, но в любом случае были чрезвычайно распространены, и уклониться от них было крайне затруднительно. Поводом для вызова могла стать даже совершенно беззубая насмешка (вспомним, что Лермонтов погиб за вполголоса брошенное «А вот и наш маленький горец с большим кинжалом» в адрес майора Мартынова).
Ругатели сегодняшнего дня
Ответить на вопрос, легче ли живется ругателям и оскорбителям в нашем просвещенном и вегетарианском веке, довольно сложно. Во-первых, смотря где, а во-вторых, смотря кому. В России, в принципе, неплохо. За оскорбление президента, силовиков и чиновников тут, конечно, можно попасть под крупные штрафы и даже сесть в тюрьму или отправиться на исправительные работы (см. ст. 319 УК РФ «Публичное оскорбление представителя власти»). Зато частных граждан можно изводить либо дешево, либо совершенно безнаказанно, потому что, согласно нашему правонарушительному кодексу, оскорбление считается оскорблением только тогда, когда оно «выражено в неприличной или иной противоречащей общепринятым нормам морали и нравственности форме».
Но все мы прекрасно знаем, что расчудесно можно оскорблять и вполне приличным образом.
Давай представим, что в твоем подъезде есть замечательный сосед, который при каждой встрече обзывает тебя «пузатым енотом». В XIX веке сосед, конечно, был бы поосторожнее, потому что дуэльные пистолеты еще не заржавели в твоем кабинете, да и за выбивание зубов охальнику в частной ссоре можно было получить максимум арест на несколько суток. Но в XXI веке ты совершенно беззащитен. Современные этика и юриспруденция не одобряют насилия ни в каком виде, при этом «пузатого енота» ни одна экспертиза не посчитает оскорблением, за которое соседа можно будет прижать к ногтю. Енот, увы, избыточно приличен, даже вместе с пузом. Вспомним, как сатирик Шендерович выиграл суд у депутата от ЛДПР Абельцева. Сатирик обозвал депутата «животным», и суд потом долго выяснял, на радость всем следившим за процессом, является ли депутат Абельцев животным или нет. Постановили, что депутат Абельцев, как и все приматы и представители гомо сапиенс, безусловно, является животным, а если бы даже не являлся, то ничего противоречащего нормам общественной морали в животных нет.
Поэтому законных вариантов у тебя всего два: а) терпеть и игнорировать, б) отвечать на каждого «енота» другим представителем животного и растительного царства. Есть еще, конечно, вариант переехать, но это уж совсем обидно.
Справедливо ли это?
Нет, конечно. Но это все равно лучше, чем попытки юридических систем обеспечивать тонкую, всепроникающую настройку в этой области. Когда закон и право вторгаются в каждого «дурака» и «жирдяя», кафкианских ситуаций в мире становится значительно больше, чем когда ругательства оставлены народу в неограниченное личное пользование.
Сегодня терминами «хейтспич», «микроагрессия», «риторика ненависти» и «вербальное насилие» заполнены все новостные сайты. Все больше стран выпускают популистские законы, требующие от соцсетей, СМИ, корпораций, университетов бороться с любыми оскорбительными, обидными, недостаточно политкорректными высказываниями. Германия, Израиль, часть штатов США — самые увесистые и прогрессивные пионеры в этой области. Популярные ресурсы Интернета задыхаются от безумных блокировок. Например, «Ютьюб» и «Фейсбук» давно отдали блокировки на откуп искусственному интеллекту, так как живым людям вручную невозможно следить за 3,5 миллиарда пользователей. В результате ежедневно банится огромное количество людей за самые неожиданные вещи. Наиболее восхитительными банами русскоязычных пользователей последнего времени являются, пожалуй, запрет комментария «гравитация, безжалостная ты сука!» (хейтспич в адрес гравитации), очерк о творчестве Андре Жида и упоминание укропа в рецепте салата («укропами» некоторые граждане дразнят украинцев).
В офлайне все не менее драматично. В большинстве развитых стран мира граждане уже лет пять как усвоили, что молчать лучше, чем говорить, потому что наговорить на иск о хейтспиче, буллинге и прочем сейчас легче, чем чихнуть.
Спросить у женщины, есть ли у нее дети, — это репродуктивное насилие.
Спросить у венгра, умеет ли он готовить гуляш, — это националистическая микроагрессия посредством стереотипа.
Задумавшись о своих неприятностях, рассеянно пнуть стул — это микронападение: свидетели этого ужаса могут испугаться и принять на свой счет.
Сказать «Совершенно сумасшедшая была вечеринка!» — это хейтспич, унижающий людей с психическими расстройствами.
А в Израиле не так давно вступили в силу нормы, согласно которым почти любой негативный отзыв об услуге, товаре или предприятии может рассматриваться как оскорбление и диффамация и привести к искам об упущенной выгоде. Поэтому израильтяне сейчас хором учатся писать отзывы правильно: не «Меня ужасно постригли в этой парикмахерской», а «Мне, к сожалению, не понравилась стрижка, хотя это, конечно, мое частное мнение». Рыдающие звезды, растерянные преподаватели и ошеломленные частные лица не успевают просить прощения у всех на свете за все на свете. (При этом, разумеется, существуют целые пласты общества, у которых нет денег на адвокатов и которые безмерно далеки от любой новой этики. В каком-нибудь чикагском Саутсайде микроагрессия вообще не является проблемой, так как большинство жителей там запросто пользуются макроагрессией, причем нередко с применением огнестрельного оружия.) Так что при таком выборе — «Пусть все всех оскорбляют в свое удовольствие» и «Пусть никто никому ничего обидного никогда не говорит» — первый вариант кажется пока симпатичнее. Ну походишь ты енотом пузатым, волком позорным или гнидой последней, но зато не надо будет регулярно на коленях просить прощения у всех больных дерматитом, которых ты оскорбил, случайно измазав нос кетчупом. Свобода все-таки всегда лучше, чем несвобода, пусть даже речь и идет о свободе обидных слов. Поскольку на протяжении всей своей истории человек ругался, то, может, нам это действительно надо? Все-таки 27 причин — это вам не енот начихал.
