Каучуковая лихорадка, или История неудавшегося экономического чуда
Каучуковая лихорадка — ближайшая родственница золотой лихорадки. Появился этот термин на рубеже 19 и 20 столетия, когда Бразилию и еще несколько стран Южной Америки охватил резиновый бум. Постоянно растущий спрос на резину, связанный с зарождением автомобилестроения и бурным развитием химической отрасли, дал старт экономическому чуду, которое, правда, быстро угасло.
Мячи, клизмы и ластики
Коренное население Северной и Южной Америк было знакомо с каучуком с незапамятных времен. В ходе раскопок в Мексике были найдены каучуковые игровые мячи, возраст которых составлял 3 тысячи лет. Члены второй экспедиции Христофора Колумба, проходившей в 1493–1496 годах, также наблюдали на Гаити за игрой индейцев с такими мячами.
Впервые технологию добычи и переработки каучука описал французский ученый Шарль Мари де ла Кондамин. Он посетил с экспедицией в 1735 году Южную Америку. Слово «кахучу» в переводе с языка индейцев кечуа означало «плачущее дерево». Оно очень точно отображало происхождение этого вещества.
Каучук производили из латекса — млечного сока дерева гевея бразильская. Чтобы получить этот сок, индейцы делали на стволах гевей насечки, к которым крепили емкости для сбора. Процесс очень похож на добычу березового сока, которая так популярна в наших широтах.
Кондамин собрал образцы каучука и отправил их с сопроводительной запиской во Францию. Но там открытие ученого никого не заинтересовало. Веществу многие десятилетия не могли найти применение. Только в 1770 году британский химик Джозеф Пристли выяснил, что каучук отлично стирает карандашные записи. Почти сразу же резиновый ластик был запатентован расторопным земляком Пристли по имени Эдвард Нэйрн.
В 1823 году было совершен еще один прорыв в деле применения каучука. Шотландский химик Чарльз Макинтош умудрился пропитать им ткань и создал первые непромокаемые плащи. Дальше все пошло по нарастающей. Через пару лет из каучука начали производить грелки, клизмы и обувь. Каучук исправно привозили из Бразилии небольшими партиями. Например, в 1827 году в Европу доставили 31 тонну вещества, а в 1830 году — 156 тонн.
Как мы видим, фурора в Европе каучук не произвел. Стоит сразу сказать, что у этого материала был очень серьезный недостаток. Он был невероятно чувствительным к перепадам температуры. Каучуковые сапоги во время жары плавились и прилипали к ногам, а на холоде превращались в камень, причем хрупкий.
Технологии решают все
С этим люди мирились до 1839 года, пока не изобрели технологию вулканизации. Ее придумал, а в 1844 году запатентовал американец Чарльз Гудьир. Он догадался смешать каучук с серой и хорошенько его нагреть. В результате получалась стабильная и прочная резина. Из нее начали выпускать самые разные товары начиная от подтяжек и детских игрушек, заканчивая дождевиками и обувью.
Бразилия, Перу и Боливия начали экспортировать каучук в Европу все активнее и активнее. К 1860 году Бразилия отправляла в порты Старого Света 2673 тонны этого сырья. Тогда всем казалось, что это настоящий бум! Но это было всего лишь начало того, что превратилось в каучуковую лихорадку к концу 19 века.
В последнее десятилетие 19 столетия резине стали находить одно применение за другим. Резиновая обувь, макинтоши, игрушки, медицинское оборудование, велосипедные, а позже автомобильные шины, изоляция для кабелей — это далеко не полный перечень. Мир требовал все больше и больше резины.
Как работала система
Хотя каучук добывали в нескольких странах Южной Америки, основным его поставщиком стала Бразилия. Основная масса сырья добывалась в провинции Пара, а центрами каучуковой индустрии стали города Белем и Манаус. Когда-то это были захудалые городишки, затерянные в Амазонии, но каучук все изменил. Население провинции росло как на дрожжах.
В 1840 году в провинции Пара едва насчитывалось 100 тыс. жителей. К 1910 году эти территории уже населяли почти 800 тыс. человек. Добыча каучука, ставшая основным источником дохода для этих людей, была непростым делом. Джунгли Амазонии не годились для организации плантаций, поэтому за каучуком снаряжали экспедиции.
Основными сборщиками сока гевеи стали индейцы. Они охотно обменивали ценное сырье белым людям на одежду, украшения, хозяйственную утварь, оружие и алкоголь. Основным поставщиком товаров для обмена была Португалия. Кажется, было бы логично привлечь для сбора латекса рабов. Но это не было никому выгодно. Районы, где добывали каучук, находились в труднодоступных местах с ужасным климатом и работорговцы туда просто не попадали.
Торговцы африканскими рабами охотно поставляли свой товар на плантации побережья, где выращивали кофе. А работа в темной и влажной сельве, где человека на каждом шагу подстерегала опасность, стала прерогативой индейцев. Профессия сборщика латекса называлась серингеро. Сборщик прокладывал себе две тропы-маршрута, каждая в виде замкнутой петли. На каждой тропе росли 100-200 гевей, с которых и собирался сок.
Латекс накапливался определенное время, обычно менее месяца. Потом серингеро перерабатывал его в каучук и транспортировал к скупщику, отвечающему за его район сбора. Предприниматель, собрав значительное количество продукта, отвозил его в Манаус или Белем. Там каучук выкупали представители крупных компаний, чаще всего иностранных.
Каучуковая лихорадка и ее жертвы
Бизнес на каучуке никогда не был честным. Скупщики изо всех сил старались обмануть несчастных индейцев и не заплатить им. Все упрощалось тем, что многие племена не знали что такое деньги. Индейцы были падкими до разных дешевых безделушек и отдавали плоды своего тяжелого труда буквально даром.
Обманывали скупщики не только серингеро, но и своих оптовиков. Часто бывали случаи, когда мелкий коммерсант брал у крупной компании аванс для покупки каучука, и с ним исчезал. Позднее научились махинациям и некоторые сборщики латекса. Серингеро добавляли в каучук песок, чтобы он был тяжелее и дороже.
Но большинство серингеро были в постоянных долгах перед скупщиками. Те охотно выдавали индейцам авансы товарами и деньгами, загоняя их в зависимость. Поэтому сборщики нередко бросали своего шефа и сбегали к другому. Но и там они быстро становились должниками и опять были вынуждены бежать. Разбогатевший и ставший скупщиком серингеро был большой редкостью, и о таких людях ходили легенды.
Одним из крупнейших потребителей каучука была Великобритания. Закупка сырья требовала все больше средств и сэр Джозеф Хукер, директор Королевских ботанических садов в Лондоне предложил выращивать гевею вне Бразилии. В 1873 году семена растения привезли в Лондон, чтобы прорастить их и затем высадить в британских колониях.
Крах всех надежд
Из 2 тыс. семян прорастить в ботаническом саду удалось лишь 12. Из них 6 остались в оранжерее в Лондоне, а 6 отправились на экспериментальную плантацию в Калькутту, Индия. Ни одно из них так и не превратилось в дерево, и эксперимент признали неудачным.
Но зато в конце 1870-х в Африке были открыты собственные каучуконосы. Это были деревья и лианы, произраставшие в экваториальной части Черного континента. Африканский каучук медленно, но уверенно вышел на мировой рынок. К 1910 году его доля на мировом рынке составила 57 процентов. В Африке началась собственная каучуковая лихорадка.
А потом настойчивым англосаксам удалось-таки организовать плантации. Они появились в Британской Малайе, в Юго-Восточной Азии. Оказалось, что гевея бразильская растет на Малаккском полуострове прекрасно и ее выращивание там началось в грандиозных масштабах.
Появление плантаций обвалило рынок каучука. Первое сырье из Азии поступило в продажу в 1900 году, а в 1912 бразильский рынок обвалился и начались массовые банкротства. Это была настоящая катастрофа для Бразилии. Экономическое чудо, которое, казалось, будет бесконечным, завершилось банкротством 47 крупных компаний. Подсчитать сколько пострадало небольших фирм, не представляется возможным.
Чтобы понять масштаб катастрофы, нужно знать, что в 1915 году в Белеме пустовало около 3 тыс. домой. И это в городе, где за 10 лет до этого невозможно было найти жилье ни за какие деньги, а люди жили в палатках и самодельных хижинах вдоль улиц. К 1930 году Бразилия полностью утратила репутацию каучуковой страны. На ее долю приходилось всего 2 процента мировой добычи.
