Испанский грипп: страшнее мировой войны
Чудовищный вирус в считанные недели распространяется по планете. Лекарств нет, шансов не заболеть — практически нет. Деревни вымирают одна за другой, в городах по улицам передвигаются лишь машины скорой помощи. Мертвецов хоронят в братских могилах. А когда пик заболеваний спадёт и выжившие обретут надежду — мир накроет вторая, более смертоносная волна пандемии.
Это не сценарий голливудского блокбастера и не фантастика в жанре апокалипсиса. Сто лет назад едва различимый в микроскопы вирус прошёл по планете — и убил больше людей, чем шедшая в тот же момент Первая мировая война.
Он появился летом, а не зимой, как обычно, убивал нищих и президентов, молодых и здоровых — едва ли не быстрее, чем старых и ослабевших, и вне лаборатории обычно заражал только людей. У него есть медицинское наименование, но выжившие запомнили его как «испанский грипп». Или ещё проще — «испанка».
«Мы были настолько заняты, что теряли счёт мертвецам, но иногда всё же делали передышку и выходили на улицу, чтобы прогуляться. Могу засвидетельствовать, что я стоял в центре Веллингтона в два часа дня в будний день и не было видно ни души: ни трамваев, ни открытых магазинов. Единственным, кто двигался по городу, был фургон с белой простынёй, привязанной к борту, с большим красным крестом, нарисованным на нём. Машина скорой помощи или катафалк. Это был действительно город мёртвых».
Он пришёл ниоткуда…
Испанка, инфлюэнца, Flanders Gripe, Blitzkatarrah… до сих пор точно не известно, где и когда этот вирус появился впервые. Его структура похожа на так называемый «птичий грипп», и одна из наиболее известных версий происхождения — заболевание в одном из военных лагерей, где для солдат разводили кур и свиней. Впрочем, в этот раз свиньи оказались «не при делах», вирус перешёл непосредственно к человеку.
Есть и другие гипотезы о его происхождении — в частности «китайская». В 1917 году схожая по симптомам эпидемия наблюдалась в Китае, и, когда страны Антанты наняли почти сто тысяч китайцев, вместе с ними в Европу прибыл и вирус. Первые месяцы его влияние было почти незаметно на фоне прочих смертей военного времени — все уже привыкли, что в сырых и холодных окопах солдат косят не только шрапнель и отравляющие газы, но и болезни.
Военные лагеря, через которые ежедневно проходили десятки тысяч людей, а больницы были переполнены ранеными и больными солдатами, стали просто идеальными центрами распространения болезни.
Первые сообщения о новой смертельной болезни появились во Франции в конце 1917 года, а уже в январе 1918-го болезнь добралась до США. Однако из-за идущей войны данные о распространении болезни носили служебный характер — «для поддержания морального состояния общества» сообщения придерживались цензорами.
Только когда эпидемия достигла нейтральной Испании, где не вводилась военная цензура, из информации в прессе стали понятны масштабы происходящего. Но к этому моменту пытаться остановить вирус было уже поздно.
Зато из-за того, что именно Испания первой открыто начала сообщать об эпидемии, новый грипп получил «испанскую прописку» — хотя реально к этой стране имел отношение примерно такое же, как ведьмак Геральт — к Ривии.
Болезнь — дело молодых, лекарство против морщин
Первая волна болезни напоминала уже привычные эпидемии гриппа — в группу риска попадали больные, пожилые, слабые. Но спустя несколько месяцев вирус изменился. Теперь от него умирали молодые, пик смертности приходился на возрастную группу от 20 до 40 лет. Кроме связанной с гриппом пневмонии, вирус убивал и сам: причиной смерти становились цитокиновые бури — избыточная реакция иммунной системы организма.
Злая ирония судьбы заключалась в том, что чем сильнее была иммунная система заболевшего, тем больше была и вероятность смертельного исхода. О том, что чёрно-синие жертвы новой заразы как-то связаны с предыдущей волной догадались лишь потому, что переболевшие прежней версией штамма получали иммунитет.
Летом 1918 года для солдата — не важно, Антанты или Центральных держав — шанс выжить на фронте мог оказался даже выше, чем в тылу. Вражеские снаряды и пули могли попасть или пролететь мимо. Но если человек заболевал, санитарные поезда увозили его в уже переполненные заражёнными госпитали.
Затяжной выстрел
Первая мировая закончилась в 1918 году — но эпидемию это не прекратило. Наоборот, возвращавшиеся из Европы солдаты приносили смертельную болезнь даже в те места, куда раньше грипп не добрался. Заодно выяснилось, что при определённых условиях процент смертности может быть значительно выше обычного.
Например, на Аляске одна школьная учительница сообщила, что в её районе три поселения вымерли полностью, в других — в среднем 85 процентов смертей. Здесь к смертям от самой болезни добавился тот факт, что больные люди не могли охотиться и даже заготавливать дрова — и умирали от голода и холода.
Впрочем, и в южных штатах было не легче. Так, в Коннектикуте первые заболевшие были замечены 11 сентября. Через две недели их стало две тысячи, затем девять тысяч, а к концу октября — 180 тысяч. Смертность на пике составлял 1600 в неделю, хотя, как сказал в докладе 2006 года министр здравоохранения штата: «Общее число жертв никогда не будет известно. Отчёты неполные, эпидемия была слишком сильной».
То же самое происходило в других штатах. Закрывались школы, библиотеки, театры и церкви, запрещались любые виды публичных собраний, включая похороны. Была запрещена даже продажа напитков «в разлив» — за исключением случаев использования тщательно стерилизованной посуды.
Но всё это помогало слабо. Марлевые маски, которыми пытались защититься, как показали исследования, имели околонулевую эффективность. Не было и лекарства, хотя в поисках средства от болезни врачи «перепробовали всё, что знали». Улицы городов опустели, оставшиеся здоровыми люди панически боялись выходить на улицу. Для современного поклонника голливудской продукции это выглядело бы как зомби-апокалипсис, но без зомби.
И с каждым днём их становилось всё больше и больше.
Единственным видом лечения, показавшим хоть какой-то положительный эффект, стало переливание крови от уже выздоровевших к заболевшим.
Точное число жертв «Великой Пандемии» неизвестно даже для вполне благополучных по тогдашним меркам США — только приблизительные оценки, от 500 тысяч до 675 тысяч умерших. Ещё более приблизительны данные по другим странам. Например, по Китаю: некоторое время считалось, что в нём пострадали только портовые города, но изучение отчётов миссионеров показало, что испанка проникла и в центральные районы страны. Но если в густонаселённой Индии хоть каким-то подсчётом занималась британская колониальная администрация, то умерших китайцев не считал никто.
Примерно то же происходило и в охваченной Гражданской войной России, где официальные данные про 270-300 тысяч умерших вряд ли имеют отношение к реальным масштабам. Современные исследователи сходятся, что общее число жертв «испанки» может доходить до ста миллионов — от трёх до пяти процентов тогдашнего населения планеты.
…и ушёл в никуда
После пика «смертельной второй волны» число заболевших начало резко снижаться — за несколько недель их количество упало с тысяч практически до нуля. Следующие несколько «волн» — медики США обычно пишут о четырёх, последняя прошла по стране уже в 1920 году — были менее летальны. Затем вирус пропал.
Точные причины исчезновения «испанки» столь же загадочны, как и её появление. Возможно, вирус быстро мутировал до менее летального, и какой-то из штаммов, которые заставляют нас каждую осень несколько дней страдать от насморка, имеет самое прямое отношение к «чёрной чуме», выкосившей сто лет назад миллионы людей.
Но это лишь одна из теорий — история испанки до сих пор полна загадок, на которые нет стопроцентно точных ответов. Как и на главный вопрос: может ли вирус вернуться снова?
Это не сценарий голливудского блокбастера и не фантастика в жанре апокалипсиса. Сто лет назад едва различимый в микроскопы вирус прошёл по планете — и убил больше людей, чем шедшая в тот же момент Первая мировая война.
Он появился летом, а не зимой, как обычно, убивал нищих и президентов, молодых и здоровых — едва ли не быстрее, чем старых и ослабевших, и вне лаборатории обычно заражал только людей. У него есть медицинское наименование, но выжившие запомнили его как «испанский грипп». Или ещё проще — «испанка».
«Мы были настолько заняты, что теряли счёт мертвецам, но иногда всё же делали передышку и выходили на улицу, чтобы прогуляться. Могу засвидетельствовать, что я стоял в центре Веллингтона в два часа дня в будний день и не было видно ни души: ни трамваев, ни открытых магазинов. Единственным, кто двигался по городу, был фургон с белой простынёй, привязанной к борту, с большим красным крестом, нарисованным на нём. Машина скорой помощи или катафалк. Это был действительно город мёртвых».
Альфред Холлоус, медицинский корпус новозеландской армии. 1918 год.
Он пришёл ниоткуда…
Испанка, инфлюэнца, Flanders Gripe, Blitzkatarrah… до сих пор точно не известно, где и когда этот вирус появился впервые. Его структура похожа на так называемый «птичий грипп», и одна из наиболее известных версий происхождения — заболевание в одном из военных лагерей, где для солдат разводили кур и свиней. Впрочем, в этот раз свиньи оказались «не при делах», вирус перешёл непосредственно к человеку.
Есть и другие гипотезы о его происхождении — в частности «китайская». В 1917 году схожая по симптомам эпидемия наблюдалась в Китае, и, когда страны Антанты наняли почти сто тысяч китайцев, вместе с ними в Европу прибыл и вирус. Первые месяцы его влияние было почти незаметно на фоне прочих смертей военного времени — все уже привыкли, что в сырых и холодных окопах солдат косят не только шрапнель и отравляющие газы, но и болезни.
Вирус, как и всякий хороший убийца, внимательно изучал будущую жертву — и лишь затем ударил.
Военные лагеря, через которые ежедневно проходили десятки тысяч людей, а больницы были переполнены ранеными и больными солдатами, стали просто идеальными центрами распространения болезни.
Первые сообщения о новой смертельной болезни появились во Франции в конце 1917 года, а уже в январе 1918-го болезнь добралась до США. Однако из-за идущей войны данные о распространении болезни носили служебный характер — «для поддержания морального состояния общества» сообщения придерживались цензорами.
Только когда эпидемия достигла нейтральной Испании, где не вводилась военная цензура, из информации в прессе стали понятны масштабы происходящего. Но к этому моменту пытаться остановить вирус было уже поздно.
Зато из-за того, что именно Испания первой открыто начала сообщать об эпидемии, новый грипп получил «испанскую прописку» — хотя реально к этой стране имел отношение примерно такое же, как ведьмак Геральт — к Ривии.
Болезнь — дело молодых, лекарство против морщин
Первая волна болезни напоминала уже привычные эпидемии гриппа — в группу риска попадали больные, пожилые, слабые. Но спустя несколько месяцев вирус изменился. Теперь от него умирали молодые, пик смертности приходился на возрастную группу от 20 до 40 лет. Кроме связанной с гриппом пневмонии, вирус убивал и сам: причиной смерти становились цитокиновые бури — избыточная реакция иммунной системы организма.
Злая ирония судьбы заключалась в том, что чем сильнее была иммунная система заболевшего, тем больше была и вероятность смертельного исхода. О том, что чёрно-синие жертвы новой заразы как-то связаны с предыдущей волной догадались лишь потому, что переболевшие прежней версией штамма получали иммунитет.
Летом 1918 года для солдата — не важно, Антанты или Центральных держав — шанс выжить на фронте мог оказался даже выше, чем в тылу. Вражеские снаряды и пули могли попасть или пролететь мимо. Но если человек заболевал, санитарные поезда увозили его в уже переполненные заражёнными госпитали.
Затяжной выстрел
Первая мировая закончилась в 1918 году — но эпидемию это не прекратило. Наоборот, возвращавшиеся из Европы солдаты приносили смертельную болезнь даже в те места, куда раньше грипп не добрался. Заодно выяснилось, что при определённых условиях процент смертности может быть значительно выше обычного.
Например, на Аляске одна школьная учительница сообщила, что в её районе три поселения вымерли полностью, в других — в среднем 85 процентов смертей. Здесь к смертям от самой болезни добавился тот факт, что больные люди не могли охотиться и даже заготавливать дрова — и умирали от голода и холода.
Впрочем, и в южных штатах было не легче. Так, в Коннектикуте первые заболевшие были замечены 11 сентября. Через две недели их стало две тысячи, затем девять тысяч, а к концу октября — 180 тысяч. Смертность на пике составлял 1600 в неделю, хотя, как сказал в докладе 2006 года министр здравоохранения штата: «Общее число жертв никогда не будет известно. Отчёты неполные, эпидемия была слишком сильной».
То же самое происходило в других штатах. Закрывались школы, библиотеки, театры и церкви, запрещались любые виды публичных собраний, включая похороны. Была запрещена даже продажа напитков «в разлив» — за исключением случаев использования тщательно стерилизованной посуды.
Но всё это помогало слабо. Марлевые маски, которыми пытались защититься, как показали исследования, имели околонулевую эффективность. Не было и лекарства, хотя в поисках средства от болезни врачи «перепробовали всё, что знали». Улицы городов опустели, оставшиеся здоровыми люди панически боялись выходить на улицу. Для современного поклонника голливудской продукции это выглядело бы как зомби-апокалипсис, но без зомби.
Мёртвые не вставали, а оставались лежать в наспех вырытых братских могилах.
И с каждым днём их становилось всё больше и больше.
Единственным видом лечения, показавшим хоть какой-то положительный эффект, стало переливание крови от уже выздоровевших к заболевшим.
Точное число жертв «Великой Пандемии» неизвестно даже для вполне благополучных по тогдашним меркам США — только приблизительные оценки, от 500 тысяч до 675 тысяч умерших. Ещё более приблизительны данные по другим странам. Например, по Китаю: некоторое время считалось, что в нём пострадали только портовые города, но изучение отчётов миссионеров показало, что испанка проникла и в центральные районы страны. Но если в густонаселённой Индии хоть каким-то подсчётом занималась британская колониальная администрация, то умерших китайцев не считал никто.
Примерно то же происходило и в охваченной Гражданской войной России, где официальные данные про 270-300 тысяч умерших вряд ли имеют отношение к реальным масштабам. Современные исследователи сходятся, что общее число жертв «испанки» может доходить до ста миллионов — от трёх до пяти процентов тогдашнего населения планеты.
…и ушёл в никуда
После пика «смертельной второй волны» число заболевших начало резко снижаться — за несколько недель их количество упало с тысяч практически до нуля. Следующие несколько «волн» — медики США обычно пишут о четырёх, последняя прошла по стране уже в 1920 году — были менее летальны. Затем вирус пропал.
Точные причины исчезновения «испанки» столь же загадочны, как и её появление. Возможно, вирус быстро мутировал до менее летального, и какой-то из штаммов, которые заставляют нас каждую осень несколько дней страдать от насморка, имеет самое прямое отношение к «чёрной чуме», выкосившей сто лет назад миллионы людей.
Но это лишь одна из теорий — история испанки до сих пор полна загадок, на которые нет стопроцентно точных ответов. Как и на главный вопрос: может ли вирус вернуться снова?
