«Однажды шведы вычитали, что в Америке придумали новый способ исправлять преступников — сажать тех в одиночные камеры, чтобы другие зэки не могли оказывать на них дурного влияния. В одиночке, как предполагалось, у негодяев будет время обдумать содеянное, раскаяться и исправиться. Шведам идея понравилась, и ради эксперимента в Карлстенской крепости они устроили три такие камеры.
В них нельзя было заходить даже надзирателям, и главное — всем строго-настрого было запрещено общаться с заключенными. Эксперимент для начала решили ограничить пятью годами. Но не срослось. Двое первых подопытных одиночек умерли от тоски и отчаяния, а третий, хоть и выжил, но совершенно свихнулся. Когда его увели, единственное, что осталось от эксперимента, — это следы пальцев на каменной кладке под окном камеры…» — рассказывает Виталий Володин.
Начать рассказ о Карлстенской крепости, впрочем, стоит не с этого занимательного случая, а с чуть более ранней истории.
Помните, как у Пушкина Петр I после Полтавы «за учителей своих заздравный кубок поднимает»? В смысле, за пленных шведов. Учителями они были не только в смысле военного и всякого прочего корабельного дела, как это принято считать. Еще за столетие до своей несчастливой прогулки на Украину шведам удалось реализовать ровно такой же национальный проект, что и Петру Алексеевичу — прорубить для себя окно в Европу.
Дело в том, что еще со времен викингов шведам приходилось мириться с неприятным фактом — выход в Балтийское море у них был, но вот если хотелось сплавать куда подальше, надо было спрашивать разрешения у датчан. Именно коварные Гамлеты контролировали проливы из Балтийского моря и побережье нынешней Западной Швеции.
У шведов была лишь одна небольшая форточка, выходящая к Северному морю, и они долго и упорно (Петр управился со своей задачей намного проще) пытались расширить ее до пристойного оконца. Это ведь только сегодня шведы и датчане для всего окружающего мира близнецы-братья не разлей вода. А по подсчетам дотошных историков, за триста лет они успели повоевать друг с другом 16 (это не опечатка, именно шестнадцать) раз.
В XVII веке удача в этом затяжном междусобойчике наконец-то склонилась на сторону «тре крунур». Им удалось отжать у соседей, деморализованных Шекспиром, провинцию Бохуслен и получить прямой выход к основным мировым торговым маршрутам. Главным портом, практически Петербургом, решили сделать Гётеборг. А для того чтобы закрепить результат, срочно начали строить по неспокойному берегу крепости.
Главную твердыню, «отсель грозить мы будем датчанам» заложили у рыбацкой деревушки Марстранд. Она получила имя Карлстенская крепость (Karlstens fästning), по названию главной башни. Вот этой самой, что в центре. Внушает, правда?
Место было архиважное, но со стройматериалом то и дело возникала напряженка из-за очередных войн. Поэтому для ускорения процесса было решено разобрать все остальные крепости в округе и камень отправить в Карлстен.
Но тут возникла одна проблема. Солдаты шведской армии некоторое время потаскали тяжеленные глыбы и пришли к мысли, что им это большого удовольствия не приносит. А поскольку были они не призывниками, а вполне даже контрактниками, аргумент «заткнуться и не обсуждать приказ начальства» действия не возымел. Шведский король почесал лысину под париком и пришел к выводу, что надо искать рабочую силу подешевле.
Дело осложнялось тем, что крепостное право в Швеции как-то исторически не прижилось. Потомки викингов, даже став добропорядочными крестьянами, без оптимизма воспринимали эти издержки просвещенного феодализма. В ответ на любую попытку внедрить прогрессивную идею «вот вам барин, он за вас будет думать, а вы его слушайтесь», шведский крестьянин внезапно вспоминал, что у него в амбаре завалялся топор, с которым прадедушка ходил еще на Париж, и вопрос рассасывался сам собой.
Поэтому вопрос со строителями решили по-другому. В Карлстен начали массово отправлять преступников: от матерых рецидивистов до мальчишек-карманников. Именно они построили самую мощную в Северной Европе крепость для своего короля. А заодно и самую надежную тюрьму для себя.
Бежать тут и правда особенно некуда — крепость стоит на острове.
Двести лет для шведов не было в жизни ничего страшнее, чем попасть в Карлстен. Условия для каторжников в крепости были жесточайшие, часто зиму переживала едва лишь половина заключенных.
Судьба тех, кто выживал, была не лучше — обратной дороги отсюда не было.
Из-за особенностей расположения и конструкции башен внутри крепостного двора всегда дует ледяной ветер, даже если за стенами солнце и полнейший штиль.
В этих стенах, пожалуй, самая высокая концентрация призраков на планете.
Они здесь повсюду.
Некоторых даже не отличишь от живых людей.
Призраки, однако же, вполне дружелюбны и даже организуют для вас небольшую экскурсию, если хорошенько об этом попросите.
Вот этого, например, зовут Абрам Ганнибал. Он вообще-то из другой истории, но по случаю прибытия в Карлстен русских туристов согласился провести нас по подземельям.
Вот Абрам Петрович показывает нам меч местного палача. Казни для резидентов Карлстена были делом таким же обычным, как для москвичей пробки. Обычно, впрочем, в случаях, когда нужно было освободить немного жилплощади в бараках, местные мастера пользовались топором. Меч был премиум-опцией для VIP-узников. Относились к инструменту бережно, оттого и сохранился он до наших дней вполне еще рабочим, разве что чуть-чуть поржавел.
С мечом этим связана одна характерная история. В 1719 году (даже лишним будет добавлять, наверное, что шведы и датчане в этот момент опять воевали) к Карлстенской крепости подошел небольшой отряд под командованием Петера Торденшельда. Это был один из феноменальных авантюристов XVIII века. Мальчишкой Петер убежал из дома, чтобы стать юнгой на датском корабле и обойти на нем полсвета. В 20 лет он был всего лишь лейтенантом, в 27 — уже рыцарем и адмиралом, не знающим поражений, а в 29 погиб на дуэли.
Последним подвигом Торденшельда как раз и стало взятие Карлстенской крепости. Ни о каком штурме, разумеется, речи быть не могло — для этого Петеру потребовался бы весь датский флот и армия в придачу. Но помогла наглость. Со своим небольшим отрядом Торденшельд разбил лагерь прямо напротив крепости и стал всем своим видом показывать, что недостаток сил его совершенно не волнует. А пока гарнизон пытался понять, в чем дело, юнга-адмирал лично заявился к коменданту и потребовал немедленно сдать крепость на почетных условиях, ибо со дня на день здесь действительно будет вся армия и весь флот Дании. И уж тогда они церемониться не станут и не оставят на острове камня на камне.
Джентльмены друг другу верят на слово, поэтому комендант в тот же день посадил гарнизон на корабли и уплыл в Гётеборг. Так неприступный Карлстен был взят без единого выстрела. Торденшельда ждала слава, а незадачливого коменданта — тот самый меч, что на фото выше. Финал же истории вышел и вовсе в духе романов Дюма. Палач, бывший коменданту приятелем, так разволновался, что никак не мог попасть по шее. В результате на плаху отправили его самого — как не справившегося с производственным заданием. Шведы в этом смысле и тогда были тщательны.
Но главная карлстенская история случилась столетием позже, во времена уже не столь суровые и мрачные. Благодаря ей Марстранд превратился в один из лучших шведских курортов.
Главный героем истории был еще один авантюрист, правда, несколько другого плана. Звали его Ларс Мулин, но известность он получил под прозвищем Лассе-Майя. В начале XIX века Лассе-Майя был самым знаменитым грабителем Швеции. Его фирменным стилем было ходить на дело, переодевшись в женское платье (отсюда, собственно, и прозвище Майя). Долгое время этой шведской Кончите Вюрст удавалось скрываться от закона, но в конце концов он (она) оказался в Карлстене. Для любого другого это был бы окончательный приговор и конец карьеры, но для Майи попадание в тюрьму стало счастливым случаем. Он стал живым туристическим аттракционом — чтобы посмотреть на него и послушать захватывающие криминальные истории (а Лассе был великолепным рассказчиком), съезжалась публика со всей Швеции.
Дошло до того, что из Гётеборга в Марстранд стал отправляться специальный пароход с богатыми шведами, желающими приобщиться к экзотике воровского мира. Не выходя из тюрьмы, Лассе-Майя издал свои мемуары, ставшие первым бестселлером страны. Наконец, сам шведский кронпринц приплыл на своей яхте послушать рецидивиста, а послушав, уговорил отца помиловать начинающего писателя. Умер бывший грабитель звездой и уважаемым человеком.
Необратимо изменилась после этого и жизнь Карлстена. Нравы в тюрьме, в которую зачастили именитые гости, становились все мягче, затем ее вовсе закрыли, превратив в музей, а Марстранд стал магнитом, притягивающим любителей морского отдыха. И даже с датчанами шведы воевать перестали — надоело.
Да и в самом деле, ну вот как поделить такое море?