Экономика социализма
Теперь, когда со времен нашего социалистического прошлого минуло – страшно сказать — почти 30 лет, а значит, только те, кому за 50 могут похвастаться хоть каким-то сложившимся представлением о самом прогрессивном общественном строе, приходится мне частенько слышать вопрос: «Неужели при социализме не было ничего хорошего?»
И вот что, друзья, я вам по этому поводу скажу.
Конечно же, было много-много чего замечательного. Точно так же, как у лошади имеется масса преимуществ по сравнению с трактором.
Не нужно покупать и заливать дизтопливо. Выгнал в поле – и пусть щиплет травку. Нет вредных выхлопов, отравляющих тебя угарными газами. Не нужно корячиться и заводить двигатель на морозе. Да и ремонт как таковой не требуется. Хоть паши на ней, хоть грузы какие перевози, а случится потребность куда-то быстро добраться – в сельпо там за водкой или в аптеку за анальгином — сел верхом и полетел, обгоняя ветер. Экологично, практично и со всех сторон одни только плюсы.
Но есть один минус – производительность у лошади меньше, чем у трактора.
Казалось бы, да и хрен-то с ним. И отдельные граждане в отдельных регионах до сих пор предпочитают лошадей прочим железным чудовищам.
Однако ж мир устроен так, что в технике побеждают те машины и механизмы, которые обеспечивают большую производительность труда. И ничего с этим не поделать.
Точно такая же хрень с общественным строем.
«Победит тот строй, который обеспечит наивысшую производительность труда». Эта знаменитая фраза Ленина в разных редакциях красовалась на стенах многих фабрик и заводов эпохи социализма. И ее никогда не оспаривали ни коммунисты, ни апологеты капитализма.
Но, увы, за 75 лет своего существования социализм не смог превзойти развитые капиталистические страны по этому главному показателю.
Но до 60-х годов прошлого века экономическая неэффективность социализма не была вещью очевидной для всех. В сталинские и хрущевские годы темпы роста ВВП и производительности труда были достаточно высокими. Что позволяло сокращать разрыв в производительности труда между США и СССР и порождало иллюзии в плане «догоним и перегоним».
Причины этого достаточно бурного развития, позволившего сократить отставание СССР от США по ВВП на 24 процента, достойны отдельного большого разговора.
Но уже после смерти Сталина, когда Хрущев всего лишь перестал сажать в тюрьму и расстреливать людей за срывы хозяйственных планов и нарушения трудовой дисциплины, темпы роста достаточно быстро замедлились.
К тому же пришлось выпустить из лагерей политзаключенных, выполнявших большой объем работ в народном хозяйстве с минимальными материальными затратами. По этой причине пришлось скорректировать пятилетний план, исключив из него более 20 мегастроек.
Чтобы компенсировать потерю темпов развития была задумана Косыгинская реформа, призванная усилить стимулы к эффективному труду материальным поощрением работников тех предприятий, прибыль которых растет.
Но и она не дала существенного прироста производительности труда. К тому же одним из ее отрицательных последствий был быстрый рост ничем не обеспеченной денежной массы на руках у населения.
Объем этих сбережений, нависающих над экономикой СССР неуклонно рос. А когда в период перестройки были разрешены кооперативы, получившие возможность перекачивать безналичные рубли в нал, наступила катастрофа. Из магазинов пропало все.
Теперь много говорят о том, существовал ли какой-то иной вариант развития экономики, который бы привел нас к заветной цели.
Но, увы, за 70 с лишним лет существования советской власти было перепробовано все.
И теперь совершенно ясно, что эффективность плановой экономики, которая принесла значительные успехи на начальных этапах развития, совершенно закономерно сошла на нет к концу XX века в связи с лавинообразным увеличением номенклатуры выпускаемых изделий и существенными изменениями в самом производстве в связи с произошедшей в мировой экономке технологической революцией.
Для того чтобы показать наглядно проблемы плановой экономики, приведу пример из жизни.
Организация, в которой я работал, внедряла новейшие технологии на 10 предприятиях 5 Главка Судового машиностроения. В конце 80-х годов предприятиям было разрешено перенаправлять часть денег, вырученных от продажи товаров народного потребления, в фонд зарплаты. Появилась заинтересованность выпускать как можно больше ТНП.
В то время объединение Пролетарский завод производило мебельные петли, которые пользовались большой популярностью. Торговля соглашалась брать их в любых количествах.
Перед нами была поставлена задача увеличить выпуск этих петель в 10 раз.
Понятное дело, что идти экстенсивным путем не было никакой возможности. Объединения не имело ни дополнительных производственных площадей, ни в десять раз большего количества станков, ни дополнительной рабочей силы.
Единственный путь – применение высокопроизводительного оборудования.
К счастью один из заводов в городе Калуге выпускал многопозиционные прессы-автоматы, которые позволяли решить нашу задачу.
Меня послали туда в командировку с целью провентилировать вопрос о поставке нам двух таких прессов. Безналичных денег на счету объединения было несметное количество, но опытные снабженцы дали мне на всякий случай список дефицитных товаров и материалов, которыми можно было расплатиться за оборудование.
Приезжаю в Калугу, прихожу на прием к генеральному директору. А это умудренный опытом хозяйственник предпенсионного возраста.
Излагаю ему суть нашего проекта. Внимательно меня выслушав, он одобрительно кивает и говорит, что ему все нравится.
Только проблема в том, что вся их продукция в этой пятилетке закреплена за конкретными предприятиями. Лишних прессов у них нет. Так что мы должны обратиться с письмом от лица нашего министерства в их министерство. Если возражений там не будет, то в следующий пятилетний план включат эти два пресса-автомата для объединения «Пролетарский завод». И лет через 6-7 мы их получим.
Я ему ответил, что мебельные петли нужны сейчас. Что произойдет через 6 лет — одному Богу известно. Но он только развел руками и, переведя взор на бумаги, лежавшие на столе, дал понять, что прием окончен.
В этот момент, руководствуясь какими-то интуитивными импульсами, я выдал речь, которая ввергла его в некоторую растерянность.
Суть ее сводилась к следующему.
Все мы в разговорах на кухнях сетуем на то, что в магазинах дефицит товаров, что товары эти низкого качества, что организация производства у нас бестолковая. Виним за это кого-то там наверху.
А сами-то мы, когда доходит до дела, простейших вопросов решить не можем. Так откуда же перемены к лучшему в стране появятся?
Я не знаю, что в моих словах его зацепило. Вероятно, парадокс ситуации. Какой-то юнец пытается читать морали прожженному хозяйственнику.
Поборов секундную растерянность, он сказал:
«Вы хотите решать вопросы? Давайте их решать. Допустим, мы организуем третью смену, выйдем на работу в выходные, в праздники. К концу года сделаем для вас два пресса. Но безналичные деньги, которыми вы собираетесь расплатиться за продукцию, нам не нужны. У нас своих некуда девать. Что вы со своей стороны можете сделать для нас?»
Тут я из широких штанин достал тот самый заветный список от наших снабженцев.
Директор пробежал его глазами. Автомобильные багажники, кастрюли-скороварки, книжные полки, высоколегированная бронза множества марок и т.д.
«Ничего этого нам не нужно, — подвел он итог. — Давайте поступим так. Я напишу список того, что нас интересует. Пусть ваши снабженцы оторвут задницы от стульев, обменяют свой дефицит на вот это все, и будем считать, что мы вопрос решили. Устраивает вас такой вариант?»
Лучшего исхода я и не мог представить. Вернулся в свой отдел победителем, получил благодарности от начальства.
Но, увы… Пролетарский завод не смог достать то, чего хотели калужцы. Какие-то краски, масла… Выпуск мебельных петель увеличить не удалось. А через пару лет рухнул СССР вместе с социализмом.
Так можно ли в современном мире, когда уважающие себя фирмы каждый год обновляют свою продукцию, решать производственные вопросы с 5-6 летним лагом?
И вот что, друзья, я вам по этому поводу скажу.
Конечно же, было много-много чего замечательного. Точно так же, как у лошади имеется масса преимуществ по сравнению с трактором.
Не нужно покупать и заливать дизтопливо. Выгнал в поле – и пусть щиплет травку. Нет вредных выхлопов, отравляющих тебя угарными газами. Не нужно корячиться и заводить двигатель на морозе. Да и ремонт как таковой не требуется. Хоть паши на ней, хоть грузы какие перевози, а случится потребность куда-то быстро добраться – в сельпо там за водкой или в аптеку за анальгином — сел верхом и полетел, обгоняя ветер. Экологично, практично и со всех сторон одни только плюсы.
Но есть один минус – производительность у лошади меньше, чем у трактора.
Казалось бы, да и хрен-то с ним. И отдельные граждане в отдельных регионах до сих пор предпочитают лошадей прочим железным чудовищам.
Однако ж мир устроен так, что в технике побеждают те машины и механизмы, которые обеспечивают большую производительность труда. И ничего с этим не поделать.
Точно такая же хрень с общественным строем.
«Победит тот строй, который обеспечит наивысшую производительность труда». Эта знаменитая фраза Ленина в разных редакциях красовалась на стенах многих фабрик и заводов эпохи социализма. И ее никогда не оспаривали ни коммунисты, ни апологеты капитализма.
Но, увы, за 75 лет своего существования социализм не смог превзойти развитые капиталистические страны по этому главному показателю.
Но до 60-х годов прошлого века экономическая неэффективность социализма не была вещью очевидной для всех. В сталинские и хрущевские годы темпы роста ВВП и производительности труда были достаточно высокими. Что позволяло сокращать разрыв в производительности труда между США и СССР и порождало иллюзии в плане «догоним и перегоним».
Причины этого достаточно бурного развития, позволившего сократить отставание СССР от США по ВВП на 24 процента, достойны отдельного большого разговора.
Но уже после смерти Сталина, когда Хрущев всего лишь перестал сажать в тюрьму и расстреливать людей за срывы хозяйственных планов и нарушения трудовой дисциплины, темпы роста достаточно быстро замедлились.
К тому же пришлось выпустить из лагерей политзаключенных, выполнявших большой объем работ в народном хозяйстве с минимальными материальными затратами. По этой причине пришлось скорректировать пятилетний план, исключив из него более 20 мегастроек.
Чтобы компенсировать потерю темпов развития была задумана Косыгинская реформа, призванная усилить стимулы к эффективному труду материальным поощрением работников тех предприятий, прибыль которых растет.
Но и она не дала существенного прироста производительности труда. К тому же одним из ее отрицательных последствий был быстрый рост ничем не обеспеченной денежной массы на руках у населения.
Объем этих сбережений, нависающих над экономикой СССР неуклонно рос. А когда в период перестройки были разрешены кооперативы, получившие возможность перекачивать безналичные рубли в нал, наступила катастрофа. Из магазинов пропало все.
Теперь много говорят о том, существовал ли какой-то иной вариант развития экономики, который бы привел нас к заветной цели.
Но, увы, за 70 с лишним лет существования советской власти было перепробовано все.
И теперь совершенно ясно, что эффективность плановой экономики, которая принесла значительные успехи на начальных этапах развития, совершенно закономерно сошла на нет к концу XX века в связи с лавинообразным увеличением номенклатуры выпускаемых изделий и существенными изменениями в самом производстве в связи с произошедшей в мировой экономке технологической революцией.
Для того чтобы показать наглядно проблемы плановой экономики, приведу пример из жизни.
Организация, в которой я работал, внедряла новейшие технологии на 10 предприятиях 5 Главка Судового машиностроения. В конце 80-х годов предприятиям было разрешено перенаправлять часть денег, вырученных от продажи товаров народного потребления, в фонд зарплаты. Появилась заинтересованность выпускать как можно больше ТНП.
В то время объединение Пролетарский завод производило мебельные петли, которые пользовались большой популярностью. Торговля соглашалась брать их в любых количествах.
Перед нами была поставлена задача увеличить выпуск этих петель в 10 раз.
Понятное дело, что идти экстенсивным путем не было никакой возможности. Объединения не имело ни дополнительных производственных площадей, ни в десять раз большего количества станков, ни дополнительной рабочей силы.
Единственный путь – применение высокопроизводительного оборудования.
К счастью один из заводов в городе Калуге выпускал многопозиционные прессы-автоматы, которые позволяли решить нашу задачу.
Меня послали туда в командировку с целью провентилировать вопрос о поставке нам двух таких прессов. Безналичных денег на счету объединения было несметное количество, но опытные снабженцы дали мне на всякий случай список дефицитных товаров и материалов, которыми можно было расплатиться за оборудование.
Приезжаю в Калугу, прихожу на прием к генеральному директору. А это умудренный опытом хозяйственник предпенсионного возраста.
Излагаю ему суть нашего проекта. Внимательно меня выслушав, он одобрительно кивает и говорит, что ему все нравится.
Только проблема в том, что вся их продукция в этой пятилетке закреплена за конкретными предприятиями. Лишних прессов у них нет. Так что мы должны обратиться с письмом от лица нашего министерства в их министерство. Если возражений там не будет, то в следующий пятилетний план включат эти два пресса-автомата для объединения «Пролетарский завод». И лет через 6-7 мы их получим.
Я ему ответил, что мебельные петли нужны сейчас. Что произойдет через 6 лет — одному Богу известно. Но он только развел руками и, переведя взор на бумаги, лежавшие на столе, дал понять, что прием окончен.
В этот момент, руководствуясь какими-то интуитивными импульсами, я выдал речь, которая ввергла его в некоторую растерянность.
Суть ее сводилась к следующему.
Все мы в разговорах на кухнях сетуем на то, что в магазинах дефицит товаров, что товары эти низкого качества, что организация производства у нас бестолковая. Виним за это кого-то там наверху.
А сами-то мы, когда доходит до дела, простейших вопросов решить не можем. Так откуда же перемены к лучшему в стране появятся?
Я не знаю, что в моих словах его зацепило. Вероятно, парадокс ситуации. Какой-то юнец пытается читать морали прожженному хозяйственнику.
Поборов секундную растерянность, он сказал:
«Вы хотите решать вопросы? Давайте их решать. Допустим, мы организуем третью смену, выйдем на работу в выходные, в праздники. К концу года сделаем для вас два пресса. Но безналичные деньги, которыми вы собираетесь расплатиться за продукцию, нам не нужны. У нас своих некуда девать. Что вы со своей стороны можете сделать для нас?»
Тут я из широких штанин достал тот самый заветный список от наших снабженцев.
Директор пробежал его глазами. Автомобильные багажники, кастрюли-скороварки, книжные полки, высоколегированная бронза множества марок и т.д.
«Ничего этого нам не нужно, — подвел он итог. — Давайте поступим так. Я напишу список того, что нас интересует. Пусть ваши снабженцы оторвут задницы от стульев, обменяют свой дефицит на вот это все, и будем считать, что мы вопрос решили. Устраивает вас такой вариант?»
Лучшего исхода я и не мог представить. Вернулся в свой отдел победителем, получил благодарности от начальства.
Но, увы… Пролетарский завод не смог достать то, чего хотели калужцы. Какие-то краски, масла… Выпуск мебельных петель увеличить не удалось. А через пару лет рухнул СССР вместе с социализмом.
Так можно ли в современном мире, когда уважающие себя фирмы каждый год обновляют свою продукцию, решать производственные вопросы с 5-6 летним лагом?
