Роман «Война и мир» критиками назывался лучшим произведением художественной литературы о войне, многие писатели брали произведение за образец для подражания. Тем не менее сразу после выхода часть общества восприняла роман Толстого негативно. В первых рядах тех, кому «Война и мир» категорически не понравился, оказались непосредственные участники войны 1812 года, многие из которых тогда еще были живы.
Из числа самых известных критиков романа, был, конечно, князь Петр Андреевич Вяземский. Писатель, поэт, литературный критик, государственный деятель, основатель Русского исторического общества. В молодости он вступил в ополчение и был непосредственным участником войны 1812 года. За Бородино, где под ним была убита лошадь, а затем ранена вторая, он получил орден Святого Владимира 4 степени с бантом. Написанные Вяземским «Воспоминания о 1812 годе» были высоко оценены современниками за точность, и литературный талант автора.
Вяземский критиковал Толстого в первую очередь за недостоверное описание событий, и в целом, и в мелочах.
Вяземский обвинил Толстого в искажении образа императора Александра, так как вся сцена романа о кидании бисквитов в толпу народа выдумана. Лев Николаевич не согласился и сослался на то, что подобную сцену описал Сергей Глинка в своей книге «Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника московского ополчения». А Глинка являлся непосредственным участником этого события. Но, посмотрев «Записки», легко убедиться, что ничего подобного там нет. И это лишь один из примеров.
Наибольшие претензии современников были связаны с описанием военных действий. Касалось это как деталей, так и общих взглядов Толстого на ход событий.
Бывший в то время министром просвещения Авраам Норов написал целую книгу «Война и мир 1805—1812 с исторической точки зрения и по воспоминаниям современника». По его мнению, все попытки Толстого давать описания военных действий, рассуждать о стратегии, описывать диспозиции и даже рисовать планы лишь вводили читателей в заблуждение. Сам Норов был участником Бородинского сражения, в котором лишился ступни, и, хотя ходил на протезе, продолжал военную службу.
Конечно, можно сослаться на то, что людям военным могут быть наиболее близки сугубо профессиональные моменты, а не литературный стиль. Хотя в ту эпоху военные как раз и составляли наиболее образованную и творческую часть общества. И многие эпизоды романа Толстого вызывали у них недоумение.
Такие, казалось бы, незначительные штрихи, как путаница в мундирах или деталях обмундирования и оружия, вызывали раздражение. Военными людьми, особенно того времени, подобные ошибки воспринимались крайне болезненно.
Касаясь сражения под Островно, Толстой описывает русских улан: «Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях», и сражавшихся с ними французских драгун: «Видны были синие французские драгуны на серых лошадях». Но ни у русских улан, ни у каких-либо других не было не только оранжевых мундиров, но даже деталей такого цвета! Равно как и французские драгуны никогда не носили синие мундиры! Впрочем, в бою при Островно не принимал участие ни один русский уланский полк, как и Павлоградский гусарский, в котором служил Николай Ростов.
Видимо, подчеркивая характер Анатоля Курагина, Толстой пишет, как он шел во время представления в театре среди рядов, позвякивая шпорами и саблей. А ведь офицеры никогда не носили оружие и шпоры в театре.
Из подобных неточностей в романе «Война и мир» составлены целые книги. И пусть многое современному читателю покажется неважным, но у офицеров того времени, тем более воевавших с Наполеоном, взгляды были иные.
Как правильно указывал Авраам Норов, рассуждения Толстого действительно оказали влияние на читателей. Именно «Войне и миру» русское общество во многом оказалось обязано восприятием сражения под Аустерлицем. Толстой показал русскую армию как заранее обреченную на поражение. Кутузов откровенно спит, потому что не хочет слушать диспозицию непонятно откуда (по мнению Толстого) взявшегося австрийского генерала Вейротера, которому почему-то поручили составить план сражения.
В это трудно поверить в первую очередь тем, кто еще помнил этих людей. Еще был жив дух великого Суворова, многие солдаты служили под его началом не один десяток лет. Во главе русской армии стояли ученики Суворова: генерал Милорадович был дежурным генералом в Итальянском и Швейцарском походах, генерал Багратион был бессменным командующим авангардом или арьергардом, генерал Ланжерон брал с Суворовым Измаил, Великий Князь Константин Павлович прошел с Суворовым Итальянский и Швейцарский походы и получил от него высокую оценку за личную смелость. Ну а «никому неизвестный Вейротер» до этого составлял для Суворова планы в Швейцарском походе. И был высоко оценен Александром Васильевичем, потому ему и дали столь серьезное поручение. Как-то не вяжется это с унылой и сонной картиной общей обреченности и безнадежности.
Что же касается рассуждений Толстого о ходе войны 1812 года в целом и Бородинского сражения, то они никак не могли восприниматься их участниками. По их мнению, победой в войне Россия была обязана именно талантливым замыслам полководцев, расторопности и смелости исполнителей, от рядового до генерала. И конечно, идея Толстого о полной бесполезности каких-либо планов, о том, что способности полководцев не играли роли, а все зависело от случайного стечения событий и героизма маленьких людей, никак не могла быть принята.
